Влад Менбек - Чистилище для грешников
– Я ожидал вашего визита, – сообщил хозяин и жестом пригласил Петра занять место в кресле по другую сторону стола. Все стены кабинета были превращены в книжные шкафы, заполненные до отказа толстыми томами с золотыми буквами. В углах кабинета стояли четверо рыцарских лат, которые при первом визите Петр не заметил. На паркетном блестящем полу, у затемненного окна стояла кадка с двухметровой пальмой.
– Зачем же было их выключать? – поинтересовался хозяин у Петра. И не дождавшись ответа, сказал: – Я бы спокойно пропустил вас без всяких фокусов.
– Мне надоели детские игрушки в боевиков, – хмуро бросил Петр и помедлив, спросил: – Кто мною управляет?
Старикан удивленно приподнял брови и совершенно откровенно признался:
– Насколько я знаю, пока никто.
– Значит: заказ домушникам было ваших рук делом? И приковать меня к кровати – тоже?
– Но я же послал их вторично, чтобы они устранили свою самодеятельность. Я только и хотел всего-то привлечь ваше внимание к себе…
– С какой целью?
Хозяин немного помедлил, открыл деревянный ящичек на столе и выудив из него табачного цвета сигарету, протянул Петру:
– Кубинские. Натуральные.
Петр неприязненно мотнул головой и неожиданно осознал, что вот уже почти пять суток не выкурил ни одной сигареты и даже не вспоминал о них. Старик хотел убрать сигарету обратно, но Петр передумал и протянул руку. По губам бывшего кадровика пробежала едва заметная усмешка. Он тут же вернул свою руку с сигаретой в исходное положение, а затем протянул Петру массивную зажигалку. Петр с наслаждением закурил. Собаки внимательно наблюдали за каждым его движением, продолжая пачкать паркет своими слюнями.
Не успел Петр выпустить душистую струю дыма, как в кабинет с шумом ворвался пришедший в себя вахтер с большим револьвером наголо, из-за его спины выглядывал второй. Хозяин успокоил их поднятой ладонью и молча махнул, приказывая удалиться.
– Пусть захватят с собой и этих псов, – попросил Петр: – У меня аллергия от собачьей шерсти.
Хозяин помедлил и молча подтвердил кивком головы просьбу гостя. Шумно сопящий горилла подошел к собакам и подозрительно косясь на развалившегося в кресле Петра, позвал:
– Голда! Сатана! За мной!
Собаки вопросительно посмотрели на старика.
– Идите. Идите, мои хорошие, – разрешил хозяин и помахал им ручкой.
С неохотой, шкрябая когтями по паркету, псы пошли вон.
– Итак, – продолжил бывший кадровик, подождав, пока за его охраной закрылась дверь: – Вы согласны на меня работать? – он помедлил ожидая ответа Петра, и не дождавшись, добавил: – Я очень высоко ценю ваше умение филигранно проводить щекотливые операции.
Петр понял, что его бывший коллега совершенно не причастен к тем обстоятельствам, в которые он попал за последние четыре дня. Домушники – это его дело. Правда они немного побезобразничали и даже выбили у него зуб, Петр провел языком по поджившей ямке в десне. Но о том, что Петр застрял в тринадцатом октября, старик очевидно не ведал. И Петру почему-то не захотелось больше воевать и с боем прорываться на улицу. Он уже раз убил этого старикана, вместе с его собаками и телохранителями, что для него было достаточно.
– Зачем взяли трудовую книжку? – поинтересовался Петр.
– Чтобы вы пришли за ней! – удивленно ответил хозяин.
– Давайте ее сюда, – потребовал Петр.
– А может быть лучше она полежит в моем сейфе? – прищурив морщинистые веки, спросил старик.
– Если я не захочу работать на вас, то мне будет все равно, где лежит моя трудовая. Возможно придется сжечь ваш особняк вместе с вами и моим документом. Ну а если решусь идти под вашу руку… – и тут Петр замолчал. Если тринадцатое октября будет и завтра, то не было ни какой разницы в том, где будет находиться его трудовая, вернее, она все равно окажется в сейфе у этого мухомора в законе.
– В чем дело? – насторожился хозяин, слушавший его с повышенным вниманием.
– Ни в чем, – устало махнул рукой Петр. – Ладно. Мне терять нечего. Вам так же невыгодно меня сдавать, как и мне вас.
– Вот это правильный разговор, – одобрил старик. – Значит, договорились?
– Будем считать, что да, – скривившись согласился Петр, докуривая приятную сигарету.
– Берите еще! – добродушно предложил хозяин, показав глазами на ящичек: – Таких ни в супермаркетах, ни в киосках нет.
Петр поколебался и выгреб из ящика штук пять сигарет, на вечер. Все равно завтра их уже не будет, если не наступит настоящее завтра.
– Вас что-то тревожит? – вновь поинтересовался хозяин, чутко реагируя на изменение в лице Петра.
– Только ваши гориллы и собаки, – тяжело вздохнул Петр: – Не хочется их ликвидировать на выходе.
Старик нажал кнопку на телефоне и строго сказал в микрофон:
– Моего гостя выпустить вежливо и культурно, без всяких кривляний. Да попридержите собак! – и посмотрев на Петра, полюбопытствовал: – Два дня вам хватит для того, чтобы внутренне собраться и?..
– Хватит, – заверил Петр кадровика и, поднявшись с кресла, слегка кивнул головой, прощаясь с хозяином. Тот ему ответил тем же.
Широкоплечие мужики уже залепили ссадины на скулах от его удара ленточками лейкопластыря, наклеенного крест накрест. Они не проронили ни слова, провожая Петра взглядом и придерживая заворчавших собак. Стеклянные двери открылись и захлопнулись за Петром. Электрический замок на железной калитке щелкнул и выпустил его на улицу. Пройдя сто метров, Петр нашел свою машину, уселся в нее, запустил двигатель и, выехав из под кустов, неторопливо покатил к окружной дороге. Он ехал домой. Больше было некуда податься. Тучи потемнели еще больше от наступавшего вечера, но мелкий дождь не переставал сыпать на ветровое стекло, которое приходилось периодически очищать щетками.
Впервые за последние четыре дня Петр оказался дома вечером тринадцатого. А то все как-то не получалось: то его убивали, то он убивал, а то взял и прострелил себе башку насквозь. Ну что за подлая жизнь! Даже умереть не дают! И ведь не сон это – самая голимая явь, во всей своей красе. За что же его так?..
По дороге он прикупил колбасы и свежего хлеба. А сейчас жевал изделия мясо и хлебокомбинатов не ощущая ни запаха, ни вкуса. За окном давно потемнело. А Петр все ждал и ждал, когда наступит этот переход из сегодня в сегодня же. А может быть, если он не уснет всю ночь, наступит завтра, четырнадцатое?
Не первый раз бодрствовать: он не уснет. Но где-то около трех часов ночи кухню стал заволакивать серый туман, рассекающий яркий белый свет… Нет, яркий свет был дальше, за серым туманом, но как далеко, непонятно. Все было и рядом, и почти на горизонте. А ближе всего ворочалось что-то черное и бездонное, жадно поглощающее и серый туман, и белый свет. За какой-то непреодолимой преградой застыли немигающие глаза на полупрозрачных знакомых лицах…
