Джон Уитборн - Рим, папы и призраки
— Совершенно верно, — подтвердил фемист.
— Ну а истолковав его смысл, — продолжал Солово, — я более не возвращался туда и больше никогда не слышал об эльфах. Но, увы, не получил и свою книгу.
— Конечно, — проговорил фемист, пытаясь выразить благопристойное сожаление. — Мы сочли, что вы не заслужили ее.
Адмирал играл с зеленой фигой, старательно проминая ее сильными пальцами.
— Итак, это была еще одна из ваших интриг? — спросил он, разглядывая изуродованный плод.
Фемист ответил:
— Мы урезали ваше свободное предпринимательство, посчитавшись с нашими союзниками. Учтите, ваша преданность до той поры просто восхищала нас. Мы начали догадываться лишь после нападения на Пизу.
— О! — улыбнулся Солово, — так, значит, они перешли к делу? Почему же я ничего не слышал об этом?
— Потому что, — откровенно признался фемист, — тогда мы сами взялись за дело. Все заинтересованные партии — открыто или тайно — стремились набросить вуаль на события. К тому же пизанцы не любопытны, они не склонны к историям и анналам. Все, что нельзя съесть или вы…
— Безусловно, — прервал на этом слове щепетильный адмирал. — И что же случилось?
— Я же говорил, что вы спросите, — рассмеялся фемист, — но мой господин не согласился и сказал: «Этого человек в его положении знать не должен». Хорошо, что я заранее ознакомился со всей папкой…
— Я — человек военный, — промолвил Солово. — И люблю краткость.
— Конечно, адмирал, я должен порадовать вас во всем. Скажем просто: они были в общем-то и не так уж плохи, учитывая все обстоятельства. Имейте в виду, например, что это всего лишь отдельные племена и личности. К тому же они в последний раз участвовали в настоящей войне примерно… э…
— Тысячу? — подсказал Солово.
— Ага, примерно тысячу лет назад… Более того, они использовали не свое привычное оружие — арбалет с репетиром и убийственные клинки, а те самые ружья, которые вы столь любезно поставили им. Я бы сказал, что их предприятие производило вполне внушительное впечатление.
— Однако оно не принесло им успеха, я правильно понимаю?
— Вы правы. Они повели колонны копейщиков к городским воротам под прикрытием цепи пехотинцев с аркебузами. Все было достаточно внушительно, невзирая на разболтанность эльфов. Их пушки даже несколько раз попали относительно точно, хотя я не представляю, как можно промазать в городскую стену.
— Просто вы никогда не стреляли из пушки в разгар боя, — едко заметил адмирал.
— Нет, слава богам, — ответил фемист, отмахиваясь от колкости. Конечно же, пизанцы были захвачены врасплох, но они отстреливались, и как только несколько эльфов упали, весь их порядок — увы! — рассыпался. Словом, эльфы, забыв обо всем, повалили к воротам, вытащив ножи и пылая расовой ненавистью.
Адмирал скорбно покачал головой. Все это уже ничего не значило, однако даже спустя десятилетия подобная распущенность все еще расстраивала его.
— Итак, к городской стене они подступили уже обезумевшей толпой, продолжал фемист, мужественно стараясь скрыть весьма умеренное удивление. — Тем временем пизанская милиция, если можно так выразиться, проснулась, подкатила к месту действия пушку-другую… ну а после этого орде эльфов было просто нечего делать…
— То есть, — вмешался адмирал, завершив повествование фемиста, — они были рассеяны картечью и в панике бежали, пав жертвой собственного солипсистического индивидуализма.[25]
— К тому же бросив своих раненых, — с укоризной добавил фемист.
— Естественно, — отозвался Солово. — Это ведь эльфы.
— Что их нисколько не извиняет, — настаивал на своем фемист. Брошенные эльфы — живые и мертвые — ничуть нас не смутили. В конце концов все улеглось… официальное объяснение поминало бандитов, правда, неожиданно нахальных. Подобное определение удовлетворяло все заинтересованные стороны.
— Ну а что случилось с забытыми? — поинтересовался Солово.
— Мы устроили неподалеку от городской стены довольно странный курган… загадку для грядущих антикваров и грабителей могил… такие длинные конечности, элегантные черепа. По их просьбе мы разрешили этим господчикам самостоятельно разделаться с Верховным королем. Все было проделано с чрезвычайным коварством.
— Я так и думал, что рано или поздно это произойдет, — сказал адмирал. — Он вылез раньше времени и создал им дурную славу. Эта раса не любит излишнего внимания.
— Именно так, — согласился фемист. — Теперь им суждено населять болота, топи и горы — если только амбиции их не поумерятся или не уляжется людская нетерпимость. Конечно, если какая-нибудь подобная вам беззаветная личность своими поступками не пробудит в них память прежних обид и не направит их вновь дорогой, ведущей к погибели.
— Я потерял тогда терпение, — проговорил адмирал Солово, удивляясь себе самому… с какой это стати он чувствует потребность пояснить свои действия. — Даже если забыть ту наживку, которую приготовил для меня Верховный король, вы словно забыли про меня в этих пыльных лабиринтах ватиканской бюрократии.
— Грех, и самый прискорбный, — признался фемист. — По всей видимости, в те годы наш взор был устремлен в другие края… хотя подобную забывчивость едва ли можно извинить. Ваше небольшое предприятие заставило нас вновь обратить свое внимание на Италию и понять — там остались клинки, которые мы еще не сумели заточить. И было решено сообщить вам побольше.
— Ах да, — припомнил Солово. — На ежегодном обрядовом пиршестве вашего международного заговора…
Фемист улыбнулся и вздрогнул.
Год 1493. Я умираю в Германии. А потом меня вовлекают в заговор
— Ты уснешь здесь, брат.
Солово вступил внутрь. Первым делом он отметил отсутствие крыши, потом услышал за спиной стук запираемого замка.
— Ты уснешь здесь, — повторил снаружи голос рыцаря-фемиста, — и проснешься, чтобы начать новую жизнь.
Адмирал Солово не отвечал. Он находился здесь по желанию Священного Феме, и тщетные протесты ничего не дали бы.
Путешествие по морю — он уже успел отвыкнуть от них — пробудило в нем прежние воспоминания и забытые вкусы. Весь путь от Рима к… месту, за обладание которым Германия спорила с турками, он размышлял над своей неестественной жизнью, орудуя гусиным пером, а не стилетом. Тонкий и ученый посланник Феме (монах в повседневной жизни), назначенный в сопровождающие адмиралу и еще для того, чтобы опровергать все сложившиеся у него мнения, находил для себя весьма немного работы.
