Ксения Медведевич - Ястреб халифа
Прошло еще два дня
… - Далее следует глава «Проступки», — звучным, хорошо поставленным голосом возгласил катиб Абд-аль-Барр.
Зачитывалось новое «Уложение об армии верующих». Аммар, оглядев сидевших рядами высших военачальников, сделал знак продолжать.
— «Кто самовольно оставит строй, да будет казнен. Кто нарушит отданный приказ, да будет казнен. Кто обратится в бегство, да будет казнен. Кто после приказа занять место в строю не вернется на свое место, да будет казнен. Кто наложит руку на какое-либо имущество до раздела добычи между воинами верующих, да будет казнен»…
Нерегиль, сидевший по правую руку от Аммара лицом к присутствующим, удовлетворенно жмурился. Глядя на него, человек сразу понимал, что Всевышний лепил лица аль-самийа, глядя на кошку. Большие миндалевидные глаза светились и щурились на солнце, острые уши шевелились, то прижимаясь, то настораживаясь, — словом, нерегиль являл собой вид огромного черно-белого кота, пригревшегося на солнце. Сходство довершали белый шелковый кафтан и черная накидка-бишт.
Катиб, меж тем, продолжал зачитывать вслух с длинного пергаментного свитка:
— … «Кто дотронется до женщины, не принадлежащей ему по законам аш-Шарийа, да будет казнен. Кто утаит что из военной добычи, подлежащей разделу, будь то оружие, конь, женщина или невольник любого пола, да будет казнен. Кто поднимет руку на мирного жителя без приказа, да будет казнен. Кто в походе возьмет что в чужом доме или уведет животное, или женщину, или раба, да будет казнен. Кто откажется совершать молитву в положенное время, да будет казнен. Кто откажется повиноваться повелителю верующих во время объявленной войны за веру, да будет казнен. Кто отдаст женщину, присужденную ему из военной добычи, во временное пользование другому, да будет казнен. Кто отдаст женщину, присужденную ему из военной добычи, в пользование за деньги, да будет казнен. Кто утеряет свое оружие в походе или на поле боя и не сможет его вернуть, да будет казнен. Кто потеряет запасного коня и не сможет следовать за войском, да будет казнен»…
Военачальники только переглядывались. Мудрость нового закона никто оспаривать не решался — ведь Али в Книге говорил то же самое от имени Всевышнего. Тем не менее, среди каидов витала одна и та же мысль. Наконец ее озвучил старый Тахир ибн аль-Хусайн. Он тихо, словно для самого себя, проговорил:
— А у нас армия-то после исполнения этих законов останется?
Тарик встрепенулся, сощурил свои кошачьи глаза и ответил:
— Именно. Останется армия.
Когда катиб окончил чтение, он смотал свиток, поцеловал печать повелителя верующих и благоговейно возложил документ на голубую подушку с золотым шитьем. Аммар с удовлетворением осмотрел ряды воинов в поблескивающих под бурутами кольчугах и кивнул, разрешая всем разойтись.
Тут он вспомнил, что хотел спросить самийа кое о чем — и не обнаружил Тарика рядом с собой. Аммар невольно вздрогнул.
Он пока так и не смог привыкнуть к бесшумности и мгновенности текучих перемещений нерегиля. Не зря те, кто видел самийа в бою, говорили, что человеку с мечом против него делать нечего. Те, кого он убивал в сражении в степи, даже не всегда понимали, что уже лишились головы или половины тела. Аль-самийа всегда были страшными противниками, Всевышний тому свидетель, но нерегиль, как рассказывали, и вправду оказался чем-то особенным. Аммару было даже любопытно, против кого же Тарик воевал на западе, если его сумели скрутить, заковать и продать, как верблюда или раба-зинджа, Яхье за три кинтара золота.
Нерегиля Аммар приметил на другой стороне двора, у резных ворот, ведущих в сад. В черной накидке и туго перетянутом поясом кафтане Тарик казался обманчиво хрупким — и обманчиво безобидным. «Ножки тоненькие, запястья тоненькие, шейка худенькая, жилка на шейке дрожит, ушки торчат, глазки большие — что это, девица, или антилопа?». Яхья рассказывал, а потом записал в назидание потомкам халифов, что так ворчали воины, когда увидели нерегиля в первый раз. Самийа был без сознания — его укололи жалом большого человекоядного паука из тех страшных земель. Потом он очнулся, и Фейсал ибн Масуди не нашел ничего лучшего, чем брезгливо развязать тонкокостное, жалостно остриженное, большеглазое существо, и снять стягивающую ему рот повязку. Яхья говорил, что Фейсал погиб первым. И не заметил, что умер — от удара в горло собственной джамбией. По милости Всевышнего, нерегиль не сумел быстро выдернуть кинжал из горла Фейсала, и на ибн Укайши бросился с голыми руками. Пока самийа сворачивал ибн Укайши шею, брат Фейсала, Джафар ибн Масуди, тоже по милости Всевышнего, успел накинуть на горло самийа веревку и душил его до тех пор, пока нерегиль не обмяк. У Джафара до сих пор на лице и шее сохранились шрамы от когтей самийа — тот боролся до последнего. Яхья писал, что они решились расклепать на нерегиле цепи только у самой границы аш-Шарийа — и то лишь после того, как в результате длительных увещаний самийа с кислой миной дал слово, что ни на кого больше не будет бросаться. Впрочем, до этого кандалы не мешали ему бросаться на всех подряд — за время пути отряд Яхьи потерял еще троих человек. Один зазевался, когда давал нерегилю в руки миску с едой — самийа плеснул ему горячей похлебкой в лицо и придушил цепью. Другой вообразил себя неизвестно кем и решил, что если нерегиль удостаивает его ответов на вопросы и даже иногда что-то спрашивает, то они вроде как «подружились», ага. «Дружба» окончилась очень быстро — опять же ударом джамбией, которую нерегиль на этот раз успел молниеносно выдернуть из горла убитого. И полоснуть сначала одного беднягу, потом другого. Ибн Зайдун показывал ему шрам через всю грудь — он выжил чудом, то ли поскользнулся, то ли оступился, и так ушел от быстрого и очень точного удара. А вот от его товарища удача отвернулась — ему самийа рассек горло. По милости Всевышнего Джафар снова выступил укротителем дракона — он треснул нерегиля по затылку своей здоровенной булавой. Как он потом сказал, хотел убить на месте. Слава Всевышнему, у самийа оказался на удивление крепкий череп — получилось только оглушить.
Аммар тряхнул головой, прогоняя эти пустые мысли — все, теперь Тарик на надежной привязи, ну а его, Аммара, волосы и так и так стали бы седыми — просто чуть позже.
Кстати, присмотревшись к собеседнику нерегиля, халиф почувствовал неприятное удивление — этим собеседником оказался ибн Хальдун. О чем могли говорить самийа и начальник тайной стражи? Словно отвечая на его подозрения, оба вдруг повернулись и посмотрели на своего халифа. И Аммар услышал внутри головы голос Тарика: «Очень неспешно и не выказывая никакой тревоги постепенно продвигайся к нам».
