Светлана Тулина - Страшные сказки для дочерей киммерийца
Но когда обычный вроде бы человек начинает вдруг вести себя самым необычнейшим образом — жди беды.
Закарис что-то знал. Знал, но почему-то вовсе не спешил поделиться. И это злило. А Конан, когда начинал всерьёз злиться, становился тихим-тихим, очень спокойным и подозрительным до чрезвычайности. Сегодня вот, например, он с самого утра старался не спускать глаз с асгалунского собрата по венцу. И потому-то, наверное, и заметил очень странную вещь — Закарис больше не боялся.
Нет, не то, чтобы он совсем успокоился — он точно так же хмурился и привставал в седле, оглядывая окрестности, как и все прочие. Но дикой внутренней паники, что съедала его с того самого момента, как получил он письмо от своей милой сестрёнки, больше не было. С утра ещё была, а сейчас — нет. Конан нахмурился, припоминая… точно!
Закарис успокоился сразу, как только выяснилось, что ни Атенаис, ни Нийнгааль нет в том отряде, что направлялся в Сабатею.
А когда Хьям, которого они встретили почти у самых ворот Аббадраха, сообщил, что преследуемые скрылись между старых и полуразрушенных стигийских гробниц, Закарис даже словно бы обрадовался. Хотя, казалось, с чего бы тут радоваться — ясно же, зачем служительница Сета поволокла туда маленькую пленницу. Сет всегда отдавал предпочтение юным невинным девочкам, а в некоторых гробницах, несмотря на их ветхость и заброшенность, наверняка сохранились в целости жертвенные камни.
— Вон они!
Конан обернулся на крик и тоже увидел.
Три тёмных человеческих силуэта на фоне оранжевого закатного неба. На самом гребне холма, сложенного из огромных каменных глыб. Два поменьше, а третий… О, Митра всемогущий, до чего же огромный! Пожалуй, ничуть не меньше самого Конана!..
Всё это киммериец додумывал уже на бегу. Он слетел с коня сразу же, как только увидел, и теперь огромными прыжками мчался вверх по крутому склону, цепляясь за нагроможденные друг на друга каменные глыбы всеми конечностями, словно обезьяний бог Хануман, которому поклоняются в далеком Замбуле. Мысль об этом довольно неприятном божестве была неслучайна — Конану как-то пришлось наблюдать один из наиболее интересных ритуалов замбульского культа. Он носил название «Танец кобр». И состоял в том, что юную одурманенную специальным снадобьем девушку заставляли танцевать с четырьмя живыми кобрами.
Ритуал действительно завораживал — впавшая в транс танцовщица двигалась, подчиняясь ритму священных барабанчиков, а разъярённые кобры вставали вокруг неё в полный рост, раскрывая огромные капюшоны. Время от времени то одна, то другая змея стремительно бросалась вперёд и вонзала ядовитые зубы в обнажённое тело танцовщицы. Та вздрагивала, но продолжала танцевать. Ещё какое-то время — продолжала.
Танец с кобрами всегда завершался одинаково — смертью юной танцовщицы.
Конан взревел, и буквально швырнул себя вверх. Далеко за спиной и внизу что-то кричал Закарис. Киммериец не слышал — слишком сильно клокотала в ушах горячая кровь. Он неслучайно вспомнил про тот ритуал.
Совсем не случайно.
Одного взгляда на расположение тёмных силуэтов оказалось достаточно, чтобы понять — несмотря на то, что последние солнечные лучи ещё заливали оранжевым золотом всё вокруг, мерзкая жрица уже начала свой танец. Такой же смертельный, как и «Танец кобр». Только смертельный не для самой танцовщицы, а для той маленькой фигурки, что сжалась в комочек на высоком жертвенном камне в центре очерченного смертоносным танцем круга.
* * *Невероятно крутой склон гробницы кончился совершенно неожиданно. Вот только что Конан, срываясь и рыча от бессильного бешенства, лез по почти вертикально уложенным друг на друга замшелым глыбам — и вдруг руки его нащупывают впереди пустоту и последним усилием вышвыривают исцарапанное тело на ровную верхнюю площадку. Прежде, чем выпрямиться, Конан встал на четвереньки, опираясь о камни руками. И не только потому, что ноги все еще дрожали от напряжения — просто тут, на открытой всем ветрам мира верхней площадке, ветра эти моментально вцеплялись в одежду и тело сотнями рук, так и норовя скинуть дерзкого человечка вниз, к самому подножию гробницы.
— Атенаис!!! — крикнул Конан во всю мощь своих легких. Но воющие и хохочущие тысячами голосов прямо в уши ветра растерзали его крик у самых губ на сотни мелких клочков. Король Аквилонии и сам-то себя не услышал, что уж говорить о замершей на жертвенном камне фигурке. Жрица упоенно вершила танец, постепенно замыкая круг, в ее правой руке струилось отраженным золотом кинжальное лезвие в форме слегка изогнутого языка пламени.
Конан рванулся к ней. Он больше не кричал — ветер вбивал крик обратно в горло, дышать приходилось сквозь стиснутые зубы. Это хорошо, что тут невозможно говорить, время разговоров закончилось, пусть теперь говорят клинки. Огромный меч чёрной бронзы со свистом рассёк невидимые тела ветров, и они взвыли ещё сильнее, словно действительно раненые. Мощный охранник преградил путь — его огромная фигура, затянутая в воронёный доспех и чёрную кожу, возникла неожиданно. Конан, не глядя, рубанул его поперёк груди — он знал, что закалённый особым образом почти чёрный металл легко прорубает любые доспехи, будь то сделанные из простой бронзы латы или даже хитро плетёная из железных колец доспешная рубашка, какие видел он когда-то в вечерних землях. Охранник был слишком громоздок, чтобы суметь увернуться от прямого удара, а, значит, должен был уже валиться на камни в располовиненном виде, заливая площадку собственной кровью. А Конану некогда возиться с издыхающими врагами в то время, когда мерзкая жрица…
Его спасла скорость бессознательных реакций — спасла в который уже раз за долгую жизнь. В горах редко выживают те, чьи тела не умеют сами отслеживать опасности, полагаясь в этом деле исключительно на руководства головы. Голова ненадёжна, она отвлечься может на всякие глупости — вроде этой вот жрицы Сета, уже начавшей танец.
Он сумел пригнуться в прыжке, которым собирался преодолеть рухнувшее тело охранника. Невероятным образом, сложившись почти вдвое и царапнув коленями по ушам. И потому тяжёлый двуручник прошёл в ладони над его спиной и затылком, срезав лишь отброшенные ветром волосы.
Стражник в чёрном вовсе не собирался падать. Стремительно развернувшись, он уже снова заносил над головой убийственный клинок. Вот уж действительно — орудие смерти, ранить подобным мечом почти невозможно, Конан и сам предпочитал именно такие, решающие поединок зачастую с первого же удара — главное, чтобы оказался он удачным…
Стоп.
Конан кувыркнулся назад, уходя от косого удара слева. Вскочил на ноги. Меч вонзился в площадку в шаге от его ног, звука удара слышно не было за безумным воем ветра, но камни под ногами ощутимо дрогнули.
