Токацин - Солнечный змей
— Ну тебя, Нецис, — поморщился Речник. — Кому нужно их бояться?! Если бы они жили, как люди, никто бы их не трогал. Ты ещё мертвяков позащищай…
— Та-а… си-меннэль, — пожал плечами Некромант. — Скажи, кто-нибудь из них становился Речником?
Фрисс ухмыльнулся, но тут же призадумался, и усмешка с его лица медленно сползла.
— Есть одна легенда, — неохотно сказал он. — Отец рассказывал… ну, когда я ещё думал — идти в Речники или нет. Её Кесса очень любит. Был один куванец-Речник. Его звали…
— Хаэ-эй! По носу ливень! — крикнул с мачты дозорный-сиригн.
— Вверх! — отрывисто скомандовал Халан — его слышно было по всему кораблю и без рупора.
Печи взревели, корабельные шары заскрипели, раздуваясь. Сигнаса быстро поднималась, пропуская тучу под собой. Эта туча шла быстрее ветра, старательно растягиваясь над степью. Фрисс свесился с борта.
Дымка быстро затягивала сухую траву, подломившуюся и покосившуюся за зиму, строй зелёных побегов, белые и синеватые звёздочки незнакомых Фриссу цветов. Потемневшая речная гладь удалялась к северу, сигнаса улетала всё дальше в степи, срезая угол там, где Река делала широкую петлю. Внизу, под килем, клубились дождевые тучи, озаряемые неровными вспышками. Сине-зеленоватые сполохи были Речнику знакомы…
— Небесная рыба! — крикнули с мачты. Среди туч, немного левее сигнасы, сверкал заострённый спинной плавник, и широкие лопасти хвоста то выныривали из дымки, то скрывались в ней, заставляя облака клокотать и клубиться. Бирюзовая молния сверкнула совсем рядом, мокрая стальная спина скользнула под киль корабля, озарив его неровным синеватым светом, и сгинула в тучах.
— Просторного неба! — прошептал Речник вслед странному существу. Ему было жутко, но радостно. Нецис задумчиво усмехнулся, проводив рыбу взглядом.
— Очень необычные создание, — тихо сказал он. — Оно черпает силу оттуда же, откуда и Тзангол, но не усиливает его влияние, а гасит. И оно, по-видимому, от этого влияния не озлобляется. А это значит, что его разум, возможно, невелик, но прекрасно защищён.
— Это создание сарматов, — с усмешкой отозвался Фрисс. — А морок разбивается о сарматов, как волна о скалы. И их создания — такие же.
…Куванцы плыли и плыли, Речник уже утомился пересчитывать плоты и думал с досадой, что встретить их в Море Лилий, борт к борту, будет куда более неприятно. И всё-таки даже куванцы брались за вёсла и неуклюже отгоняли свои плавучие дома подальше от Левого Берега. С него на воду падали длинные густые тени, тёмные и холодные даже этой тёплой весной. Старый Город приближался, изломанные серо-белесые башни блестели от недавнего дождя, а за ними что-то вспыхивало и тут же гасло, рассыпая багровые блики. Фрисс, облачённый в сарматский скафандр, смотрел на мёртвые дома без страха, но с осторожностью. Сигнаса покачивалась в воздухе, держась поодаль от руин — самая длинная из теней не касалась её даже краем. Сиригны хмурились и бурчали себе под нос что-то настороженное. Нецис стоял у борта и завороженно глядел на развалины.
— Поразительная местность, Фрисс, — прошептал он, когда Речник остановился рядом. — Все эти развалины пропитаны смертью и засыпаны костями на десять локтей. Если бы не излучение, они кишели бы нежитью. Только лучи и удерживают её, Фрисс. Место, принадлежащее смерти…
— Да, Старый Город — он такой, — вздохнул Речник, выискивая за серыми громадами тёмно-синие купола и стены с яркими острыми гранями. — Но всё-таки жизнь там есть. Подожди немного, я скоро вернусь.
Халга, собранная из лёгких соломенных перекладин и пары огромных пушистых семян Акканы, летать могла — но под весом Речника в доспехах чуть не камнем пошла вниз. Фрисс кое-как выровнял полёт за миг до того, как совсем рядом промчался вертикально стоящий осколок высоченной стены — как блестящее лезвие из рилкара, вколоченное в землю. Ущелье улицы отсюда казалось узким, и навсегда потухшие светильники, выступающие из стен, проносились в полушаге от Фрисса, и он дёргал управляющие тросы, чтобы не шмякнуться о какой-нибудь выступ. Халга раскачивалась во все стороны и жалобно хрустела.
Речник вертел головой — сверху всё казалось незнакомым, и только алые отблески прямо по курсу говорили о том, что с пути он не сбился. Одноликие здания, громадные, как горы, дышали холодом, полосы оплавленного и вздувшегося пузырями фрила тянулись по их стенам, редкие невыломанные пластины стекла в провалах окон поблескивали перламутром — и ничего не было видно за ними. Мох не вырос на грудах искусственного камня, трава не пустила в них корни, и даже яростное солнце этой весны не могло согреть руины. Фриссу померещилась внизу, на мостовой, горка почерневших костей, залитых расплавленным и вновь застывшим скирлином. Он не стал приглядываться.
«Великая крепость, никого не защитившая,» — на миг склонил голову Речник — и тут же с силой дёрнул за тросы, так, что халга обернулась вокруг своей оси, и вскинул руку.
— Тирикка! — крикнул он, и треск разряда разорвал тишину мёртвого города — а за ним последовал отчаянный предсмертный визг. Огромная двухвостая крыса с клочковатой шерстью, кое-где превратившейся в чешую, выронила самострел и упала обратно в разгромленную комнату — уже дымящимся трупом. Испуганное верещание послышалось из других окон, тени замелькали в них. Фрисс швырнул ещё одну молнию — наугад, на блеск самодельных стрел из фриловых игл и облучённого металла. Стрелка, пробившая трос халги, хрустнула и распалась надвое, Речник брезгливо отряхнул руку и покосился на свой скафандр. Тёмно-синий скирлин оказался прочным — облучённый металл раскрошился о пластину брони, едва оцарапав верхний покров.
«Крысы!» — криво усмехнулся Фрисс, отпуская трос. Пушинки, поймав ветер, затрепетали и полетели быстрее. Злые взгляды провожали Речника из трещин в древних стенах, из окон-глазниц, из разорванных труб, когда-то выведенных из стен — и обломившихся, и ставших лазами для крыс. «Всё тут по-прежнему,» — вздохнул Фрисс. «Как тогда, так и сейчас…»
Стены, изъеденные мелкими трещинами, но всё ещё прочные, расступились, и в глаза Речнику ударило багровое зарево. Пять высоких ветвистых мачт перемигивались яркими огнями над строем тёмно-синих куполов. Лиловые от поглощённой энергии Клоа, распустив прозрачные хвосты, плотным облаком повисли над ними, ловя незримое излучение. Серо-стальные стены опоясали громаду станции и ощетинились острыми гребнями, под которыми едва заметно поблескивал металл. «Идис», молчаливая и недвижная, готовилась к войне — и Фриссу стало не по себе, когда он взглянул на намертво запечатанные ворота. Раньше они выглядели иначе — как дверь, а не как кусок крепостной стены, которым заткнули вход…
