Александр Уралов - К.И.С.
— Forgive and if for ever, for ever forgive… — бормотал Стивенс, когда мы пробирались через мрачную чащобу заброшенного леса. После гостеприимных дубрав троллей здесь было неуютно и пусто. Все обитатели здешних мест ушли, чувствуя надвигающийся Мрак. Странно тихо было вокруг, и поначалу мы с Кисом осторожно держались вместе и всего боялись. Но мало-помалу бурелом кончился и пошли обычные смешанные леса, правда, непривычно пустые, как брошенным дом. Мы немного повеселели и стали чувствовать себя гораздо свободнее.
Кис, поблескивая золотым ошейником, останавливался у каждой лесной лужи и любовался своим отражением, томно вздыхая. При этом он принимал изысканные позы и аристократически закатывал свои желтые глаза. Снедаемый завистью я саркастически сравнил его с тигром. Совершенно утративший чувство реального Кис удостоил меня благосклонным, но невразумительным мурлыканием. Нечто вроде:
«Мр-р-р, мр-р… я и сам вижу…»
Одним словом, кота обуяла гордыня, и Желтый Дьявол бушевал в его крови, ибо молвил уже Кис о том, что не мешало бы ему обзавестись парой браслетов на передние лапы и сменить ножны кинжала на золотые, украшенные почему-то изумрудами.
— Они, — ясновельможно пояснил Кис, — должны будут составить единую гармоническую композицию вкупе с алыми рубинами гривны (Кис избегал грубого слова «ошейник») и подчеркнут породистость доминирующих в профиле спинно-хвостовых обводов…
Рассуждая таким образом, он, по образовавшейся привычке, крутил головой у какого-то лесного родника, в очередной раз любуясь своим «неотразимым отражением». Наклонившись поближе к поверхности воды, Кис был грубо схвачен за усы зеленой мокрой рукой, высунувшейся с громким плеском прямо из родника! Кис глупо мотнул головой и взбрыкнул задними лапами, но только себе сделал хуже, поскольку рука держала крепко. Кот неприлично взвизгнул, напрочь забыв о кинжале, и ткнулся мордой в воду.
Шлеп!..
Оторопев от такого нахальства со стороны заурядной лесной лужи, я не сразу пришел на помощь четвероногому другу, но, оправившись от столбняка, кинулся к коту, на ходу вытаскивая из ножен меч, дабы с его помощью вырвать господина магистра из лап неизвестного чудовища.
Вода забурлила. С брызгами и шумом из нее пулей вылетел зеленый, облипший и мокрый старикашка. По бороде и волосам его струилась вода. Напоминал он собой болотную кочку, заросшую мхом и водорослями. Петушиным голосом старичок заверещал, угрожающе вращая глазами:
— Кто такие? Зачем тут? Почему ходите?.. Вот я тебе, усатая морда!..
Он еле-еле успокоился, сообразив, наконец, после длительных переговоров, что никакого вреда его дому не предвидится. Кис щупал усы, фыркал негодующе и шипел по-змеиному, выгибая спину, задавал старичку саркастические вопросы, но постепенно отошел, отмяк и с невыразимой надменностью выслушал извинения от старичка-водяного.
ПРИМЕЧАНИЕ СТИВЕНСА: Вот она, судари и сударыни мои, объективность!
Как видите, я молчу. Что было, то было, не стану таить… А мог бы, между прочим, напарник, и промолчать. Нет, куда там! Всё-то бы вам, молодёжь, вскрывать и обличать. Давай, Ч.Р., давай, режь правду-матку, наяривай, — ради красного словца не жалей, чёрт возьми, ни мать, ни отца!.. А вода действительно у него вкусная была! От души, сразу видно, водяной нас потчевал.
* * *— Тьфу ты, пропасть! У меня душа в лапти ушла. Смотрю — прут по лесу, лба не перекрестив. Ну, думаю, лихие люди шастают. Времечко нынче вон какое, ненадежное времечко, пиявка его задери!.. Худо стало… Ранее, бывало, приятель-заяц забежит напиться, лось заглянет. А уж кум-ёж, горемыка, каждый день, чес-слово, приковыляет. Покалякаем о том, о сём… Тролли да гномы и те из родничка моего испить не гнушались! Хвалили, да… А сейчас? Эх, куда там! Хоть бы пташка-пичужка какая-нито залетела, ужик бы заполз… Наваливается с гор, веришь ли, какая-то дрянь. Все и разбежались. Я-то гордый шибко, не пойду, говорю, да и все дела. Где родился, там и помру, нечего на старости лет по лесам шнырить. Ну, а все ушли. да… Вот, значит, какая история, извиняюсь, конечно… Ты уж прости меня, сынок. Кто его знает, что за компания такая — сякая по лесу шляется, вдруг чего недоброе учудят? Дай, думаю, пристращаю этого, который с усами около моей лужи выкобенивается, авось испугаются, хе-хе-хе!.. Эх, старость итак не радость, да и ту обгадил проклятый Мрак. Мыслимое ли дело, чтобы из родничка, чуете — из лесного родника! — и не пил никто? Да так и засохнуть недолго! Вот вы уж уважьте меня, ребята, водицы наберите…
Вода действительно была хороша. Мы с Кисом выдули по целому ковшику; набрали и в запасную флягу, чтобы порадовать старика. Водяной умилённо поглядывал на меня, а на Киса старался не смотреть, потому что старика постоянно разбирал смех. Кис делал вид, что ничего не произошло, и даже позволил деду потрогать свою ненаглядную гривну мокрой ладошкой.
* * *Наконец-то кончился высоченный, густой и паршивый кустарник, стоивший Кису нескольких клочков его драгоценной шкуры, а мне — исцарапанных в кровь рук. Уставшие до безумия, мы выбрались на широкую равнину. Вдали, насколько доставал глаз, поперек пути стояла огромная черная стена, уходящая под облака.
— Это еще что за Великая Китайская? — спросил было я, но еще не договорил, как понял — Он!
Сразу вспотели руки. Цель моих долгих странствий, оставивших на моем теле немало ноющих к непогоде шрамов, таинственная сила, с которой не смогла совладать вся магия здешнего мира — вот он, Мрак!
— Ах ты, собака страшная, — обречено сказал Кис. — Экая здоровенная мерзость. Я представлял его значительно более скромным.
— Я тоже, — отозвался подавленный Черный Рыцарь, — Что будем делать, гражданин пилигрим?
— Да вот… Как-то неохота с налету лезть в эту смолу. Давай-ка, проведем для начала некоторые наблюдения?
— А что здесь наблюдать? Я и так вижу — лезет, гад, как тесто из кастрюли.
— Кстати, а где же обещанные горы?
— Уже сожрал.
— И не подавился же, подлый!..
Стена наползала медленно и неотвратимо.
— Слушай, Кис, пошли-ка, как в холодную воду, сразу, — сказал я, не сводя глаз с приближающейся жирной гущи. — Может, зря ты не согласился с Эдвином Алым? Чует мое сердце, что тебе не очень-то хочется лезть в это болото!
— Чурбан ты чёрствый, бесчувственный, — жалобно мяукнул кот. — Ты ведь знаешь прекрасно, что без меня пропадёшь. Как говорил один поэт, «сгинешь, подобно тени тумана на отсыревшей стене».
Настала минутная пауза. На душе скребли кошки. Даже не кошки, а огромные саблезубые тигры.
— Ну, — вдруг молвил Кис, — давай на всякий случай прощаться… Значит, если что, то ты не думай, ладно?
