Светлана Графная - Ведьмовские развлечения
Прохожим, ненароком заметившим ночью нагую, перемазанную своей и чужой кровью, растрепанную ведьму, с злобным рычанием волокущую куда-то бездыханное тело, оставалось только посочувствовать…
Прежде, чем облагодетельствовать мой организм, женьшеню выпала великая честь привести в сознание Кидранна. Ибо ничего больше резко пахнущего у меня под рукой не было, а оставлять его в обмороке до утра я побоялась.
Парень недовольно сморщил нос, отворачивая голову от смоченной ватки, промычал что-то нечленораздельное, но явно неприличное. Я мстительно (по официальной версии - на всякий случай) протерла ему настойкой виски и запястья и, убедившись, что в скором времени подопечный соизволит вернуться с сей бренный мир, ушла в комнату - смывать кровь, перевязывать жутко ноющую руку и одеваться.
Вода в бадье, приготовленной для моего омовения часа два назад, безнадежно остыла, но привередничать не приходилось. Подогреть её я тоже не могла, и без того ощущая, как пол медленно колышется под ногами от перерасхода энергии. Ещё немного - и женьшенем будут пользовать меня…
Осторожно опущенную в лохань руку защипало с неимоверной силой, словно там была не обычная вода комнатной температуры, а концентрированная кислота. К горлу снова подкатила тяжелая тошнота. С трудом удержавшись от вопля, я сцепила зубы и быстрыми легкими движениями смыла с ладони запекшиеся сгустки крови, стараясь не повредить ещё только-только начавшую образовываться тонкую корочку. На глаза непроизвольно навернулись злые колючие слезы. Я, упрямо вытерев их тыльной стороной здоровой руки, легонько промакнула ладонь мягкой тряпицей, оставив на белой ткани кровавый отпечаток. С трудом распустив шнурок сумки, отсыскала в ней мазь и зубами свинтила невкусную крышечку.
Юггр мамрахх продзань!!!
Никогда мне не быть целительницей: равнодушно накладывать мазь на поврежденную кожу, попутно вспоминая побочные свойства, а не приплясывая с подвываниями и тряся кистью - это выше моих сил. Перевязать ладонь удалось с первого раза, и даже не слишком позорно. А те три свисающих кончика вообще почти незаметно… Тая, ты бы мной гордилась!!!
Искренне понадеявшись, что мазь, как ей и предписано в инструкции, "снимет к утру любую боль", я с тихими постанываниями смыла с себя потеки крови, вытерлась мягкой простыней и накинула теплый махровый халат. Неудержимо захотелось залезть на кровать, свернуться калачиком, закрыть глаза и заснуть, как кошка у камина…
Тяжелый день давал о себе знать головной болью и до предела напряженными нервами. Русло реки Усталость, перерезав течением смутную вереницу рутины, захлебнулось половодьем. Кое-как добравшись до кровати, я плюхнулась поверх одеяла, зябко подтянула колени к груди и пообещала, что до утра меня ни один некромант не поднимет…
Дверь скрипнула, приоткрывшись меньше, чем на четверть. Интересно, это Кидранн бережет мой покой (притащив сюда горящую свечу!) или просто ещё не определился, стоит ли отрывать меня от дел государственной важности ради очередной ерунды?
Решившись, Кирн вдруг пинком распахнул дверь, отчаянно заорав:
– Кто ты такая?!!!!!
В голове что-то хрупнуло, потемнело от разорвавшего и без того призрачное равновесие вопля. Перед глазами затрепыхалось багровое марево, я судорожно вдохнула, судорожно впившись ногтями в ладони - и взвыла уже в голос, когда левую руку электрическим разрядом прошила болевая судорога.
Способность слышать вернулась через полминуты, видеть - ещё позже. Впрочем, лучше бы не возвращалась: увидеть у себя перед носом взведенный арбалет со стрелой, дрожащей почище щенячьего хвоста в морозы, - невелика радость.
Кидранн, испуганный до смерти и собственным безумием, и моей, более, чем нетипичной, реакцией на простой, казалось бы, вопрос, уже неуверенно переминался с ноги на ногу, отступив на шаг назад.
– Уходи, - невнятно прошелестела я, бессильно откидываясь назад, на подушки.
– Не уйду, - уже на порядок тише, но с нескрываемым возмущением отозвался Кирн. - Пока ты мне всё не объяснишь!
Я чуть не расплакалась. Мало того, что я из-за него вот уже три дня почти не сплю по ночам, срываю планы государственных переворотов, берегу его мужское достоинство, тратя собственную косметику на комуфляжные синяки, иду на контакт с какими-то странными личностями, падаю с крыш, зарабатываю себе воспаление легких, трачу йырову тучу энергии, не давая безголовому подопечному погибнуть во время очередного сумасбродства, сражаюсь с вчетверо превышающим численностью противником, не жалея собственной шкуры, тащу его на закорках домой, падая с ног от усталости, привожу в сознание (и зачем оно мне надо было, спрашивается?!) собственной настойкой - теперь ему ещё и всё объясни, расскажи да покажи!!!!!!
– УХОДИ!!!!!!!!!!!!!!!!!! - как ни малы затраты энергии на голосовые эффекты, а в голове снова будто в набат ударили. Эхо разошлось кругами боли…
Кирн горько усмехнулся, вдруг опуская арбалет:
– И откуда мне знать, что ты не убьёшь меня во сне?
Сил злиться не было. Объяснять ему его тупость по пунктам - тоже. Даже говорила я с трудом… Бесцветным от усталости голосом.
– Куда проще и удобней это было сделать там, у "высотки", не утруждая себя переноской твоего отнюдь не бесплотного тела сюда. Но почему-то я этого не сделала. И уже жалею…
Не знаю, как насчет всей фразы, но вот в последнее предложение он уверовал сразу, заторопившись к выходу. И, разумеется, споткнувшись на пороге! Арбалет неловко зацепился за дверь, ехидно тренькнув стрелой…
Увидев, как я с закрытыми глазами машинально сцапала её в воздухе, позеленевший от ужаса Кирн испарился во мгновение ока.
Несмотря на нечеловеческую усталость в теле и мозгу, сон не шел. Океан забытья равнодушно мыл песок побережья, изредка облизывая мои босые ступни и отступая на два шага назад, едва я пыталась приблизиться на один. После часа такого лежания меня сковала не то, чтобы дрема, но какое-то душное тягостное состояние, нависшее стеклянным куполом и рассыпавшееся острыми царапающими осколками при любой мысли или намеке на движение.
Во рту пересохло, кровь перестала стучать в висках, сменившись отупляющей, ноющей, как Тая над фолиантом по нежитеведению, болью. Ладонь больше не вздрагивала огретой по загривку собакой при любом прикосновении - она просто онемела. То ли от чересчур давящей повязки, то ли так сказывалось действие мази.
Промучившись так ещё с полчасика, я поняла, что заснуть сегодня мне не суждено. И, решив, что состояние полупьяного, отупленного воспрития мира как нельзя больше подходит, чтобы подумать, кое-как встала, нащупала халат, дошла по темноте до двери, сбивая по пути всё, что попадалось. Мысль сузить зрачки, переключившись на ночное кошачье зрение, даже не пришла в голову: наверное, последняя была слишком занята тщетной попыткой проверить, все ли свои части я подняла с кровати.
