Павел Кузнецов - Мечом и сердцем
Лейтенант только покачал головой на моё заявление.
- Это же Виктория! Связующая! - тихо сказал он, подаваясь вперёд. - Она же тебя на куски порвёт!
- Ну, пока я, как видишь, жив живёхонек, разве что она действительно оторвала меня от службы. Император отправил меня в отставку из-за похождений в альтовских лесах.
- Да? А я, как видишь, снова вернулся сюда. Надоели постоянные зелёные морды орков и напряжённое ожидание боя в казармах, - с оттенком грусти в голосе признался офицер, делая своим жест рукой. Бойцы послушно спрятали мечи, и пошли к караулке, бросая назад озадаченные взгляды.
- Ну да, милые личики альт, конечно же, приятней, - вновь заухмылялся я.
- Вижу, ты совсем не изменился. Всё такой же колючий и неунывающий.
- Да и ты всё такой же. Так и думал, что наша служба окажется тебе не по нутру. Ну, бывай, вояка! А то моя дама сейчас начнёт убивать.
- Мои бойцы просто хотели уточнить, кого альты везут в том мешке.
- Там их сестра. Убитая. Не знаю, почему они не хотят её показывать, должно быть, традиции.
- Твоё слово?
- Моё слово.
- Хорошо, - у офицера явно отлегло от сердца, когда я взял ответственность на себя. - Проходите, конечно, - и, немного помявшись, бросил нам вдогонку. - Ты, если будет время, заходи. Потолкуем.
Мне оставалось только показать товарищу пару жестов нашего боевого языка, которыми я передал ему готовность организовать привал чуть позже.
"Не устаю тебе удивляться, Вереск", - между тем пришёл задумчивый посыл от возлюбленной. - "Такое ощущение, что ты знаешь всех офицеров в империи".
"Нет, милая, не всех. Есть просто такая вещь, как боевое братство. Мы все одного поля ягоды, сразу определяем друг друга при встрече", - с оттенком гордости ответил я ей, но, подумав, уже без гордости, грустно добавил. - "А ещё нас часто переводят".
Теперь я был на чужой территории, территории альт. Подсознательно я ожидал увидеть что-то необычное, отличающееся от привычного по империи пейзажа, однако никаких ощутимых отличий пока не наблюдал. Тот же альтовский лес тянулся вдоль дороги, те же альты шли рядом, да и сам я нисколько не изменился с переходом через невидимую черту. Только в душе поселилось странное ощущение, будто оставляешь позади что-то важное, от чего внутри образуется пустота, заполнить которую вряд ли удастся новыми впечатлениями и новыми встречами, какими бы насыщенными они ни были.
"Мы так и пойдём дальше пешком?" - поинтересовался я после получаса ходу по Альтрии. Поведение альт меня несколько удивило: из женщин исчезла вся спешка, они теперь словно бы просто прогуливались, наслаждаясь воздухом родного леса. Приглядевшись, я также отметил и ещё одно изменение. Дамы словно бы воспрянули духом, - распрямили ещё более спины, расправили плечи, и стали... как будто выше ростом, что ли. Или дело в одухотворённости и спокойном умиротворении, поселившихся в их лицах и душах?
"Конечно же, нет", - в ответе возлюбленной уже не было той вынужденности, натянутости, которыми она сопровождала некоторые свои предыдущие ответы. Она была спокойна, и спокойно же отвечала. - "Сейчас ты увидишь самое потрясающее создание в этих лесах, да и в мире тоже! А пока... Просто наслаждайся воздухом и покоем леса, впитывай его аромат. Эти леса хранят вековой покой, сюда не добрались ваши дровосеки, магические войны обходят их стороной. И будут обходить, пока жива хотя бы одна дракона".
"Не знаю, любимая, как насчёт покоя... Как-то мне не по себе от пустоты в душе. Для тебя родина - эти леса, а для меня - империя. Я тебя понимаю, но сам таких эмоций не испытываю", - натянуто ответил я женщине, поймав удивление в эмоциях её спутницы.
Мы, между тем, действительно свернули с дороги, углубившись в лес. Деревья на этом его участке отличались особой монументальностью, величественностью. Даже подлеска почти не было, так что передвигаться можно было совершенно свободно, хоть пешком, хоть верхом. Лес полнился звуками, переливался тенями, будил в воображении самые необычные образы. Я невольно вспомнил свою первую встречу с возлюбленной, когда вот так же, никуда особо не торопясь, наслаждался спокойствием под его гостеприимной сенью.
"Почему ты не общаешься со мной? Даже имени не спросил. Я же чувствую, что в тебе нет обиды. Ты прям, как натянутая тетива лука, той прямотой, которую можно встретить только в чистых душой людях. Так в чём же дело?" - неожиданно пришёл мысленный посыл от второй альты, развеивая наваждение лесного очарования.
"Да как-то... было не до того, что ли..." - замялся я, отчётливо представив, что не соблюл в этом месте целый букет правил этикета. - "Воспринимаю тебя, как боевого товарища, а не женщину. Извини", - уже более жёстко к себе ответил я.
"И что, боевого товарища можно не знать по имени?"
"Да. Главное - ты уверен, что этот человек всегда прикроет. Ты знаешь его... на каком-то глубинном уровне, потому что сам такой же. Бывает, просто некогда разводить политесы, как случилось и теперь. Виктория, вон, гнала нас вперёд, как охотничьих псов".
"Ладно. Я, кажется, поняла. Сначала думала, что дело в обиде или нежелании общаться с виновницей проблем твоей подруги. Но теперь отчётливо вижу, что была неправа. Твоя натура просто не приемлет обид. Ты, как и многие военные, либо идёшь вперёд, либо, перешагнув через себя, отступаешь. В обоих случаях твоё достоинство остаётся при тебе, так как даже отступление воспринимается тобой как временный тактический ход. Или я опять неправа?"
"Права. Наверное. Я так глубоко никогда себя не раскладывал... на части", - ответил я, действительно несколько недоумевающий относительно такого глубокого копания в душе боевого товарища. - "Скажи, а альты всегда пытаются вот так проникнуть в душу соотечественника?"
"С обычными соотечественниками проще", - фыркнула в ответ женщина. - "Мы видим друг друга насквозь, знаем характеры и потребности друг друга. У людей же мы читаем далеко не всё, только самое яркое, остальное бывает сложно разобрать из-за большого числа наслоений, противоречий в эмоциональном фоне. Вот и приходится уточнять".
"Да? Не знал".
А в следующее мгновение все мысли у меня из головы словно вышибло сильным ударом, и я замер, разглядывая небывалое диво. Деревья вдруг расступились, и мы вышли на поляну. А на поляне... Величественно распластался огромный зверь, змеевидное тело которого обнимало чуть ли не всю протяжённость поляны, раскинувшись не менее, чем на десяток метров. Две пары роскошных крыльев, в передней части тела и в задней, даже будучи сложенными за спиной, занимали оставшееся на поляне свободное место. Создание было буквально сжато окружающими деревьями, как бывает сжата сельдь в бочке. Но поразили меня вовсе не размеры и не форма зверя, а его потрясающая расцветка и большие, умные глаза на ящеровидной морде, безотрывно смотрящие на вышедших из леса разумных. Взгляд зверя гипнотизировал, притягивал, заставлял лихорадочно искать темы для возможного общения; длинные же усы, стелящиеся на несколько метров от морды, только усиливали впечатление ума и проникновенности взгляда.
