Тимофей Печёрин - Бремя чужих долгов
— Н-н-н… да уж, Аль… брат Алонсо, — лениво протянул я, обращаясь к алхимику, — похоже, не судьба нам сегодня пойти… э-э-э… ну, в общем, куда мы собирались. Даже пошевелиться трудно.
И тут на слова мои, точнее даже, на последнюю фразу, неожиданно обратила внимание хозяйка застолья. То ли удивилась ей, то ли мои слова госпожу Нелу чуток позабавили.
— В самом деле? — молвила она игриво и с хитринкой поглядела на меня, — ну, надеюсь, у столь могучего воина хватит сил налить даме вина?
«Да она соблазнить меня надеется!» — промелькнула ложная, но такая приятная, мысль. О подлинных мотивах и намерениях красавицы-хозяйки я даже не догадывался. Да что там, сообщи мне кто правду даже в последнюю минуту — не поверил бы ни за что. И, вдобавок, совсем уж некстати, поймал себя на мысли, что не знаю, дают ли в этом мире рыцари-храмовники обет безбрачия или нет.
Как бы там ни было, а двусмысленно прозвучавшую просьбу госпожи Нелы я решил-таки уважить. Для чего поднялся со стула… точнее попробовал было подняться. Однако ноги не держали. Более того — похоже, они вовсе меня и не слушались.
Все еще не веря, что происходит нечто неладное, я решил дотянуться до бутыли с вином рукой. И вновь неудача. Даже пальцами пошевелить не получилось.
— Что… что происходит? — пролепетал я, внутренне сжимаясь от внезапного ужаса, — я же… даже шевельнуться не могу!
И даже шея одеревенела, не давая повернуть голову. В противном случае я заметил бы, что у сидевшего рядом Аль-Хашима дела столь же плачевны.
Но окончательно меня добила реакция хозяйки дома. Торжествующе улыбнувшись, она легко поднялась из-за стола и не спеша, мягкой кошачьей походкой, прошествовала ко мне.
— Не можешь шевельнуться, значит? — с ехидством и сугубо риторически спросила она, — в самом деле? Совсем-совсем?
Я промолчал: сил не хватило, чтоб хотя бы кивнуть.
— Значит, могучий рыцарь-храмовник… уже не такой уж могучий, — подытоживая, сладко пропела госпожа Нела.
А затем, всего мгновение спустя, схватила меня за подбородок. Пальцы ее, с виду хрупкие, оказались неожиданно сильными. А ногти едва ли не впивались в кожу.
— А чему же могучий сэр Готтард удивляется? — голос хозяйки превратился в злобный шепот, — жалкий прислужник… раб… пес церковный! После того, как ты сдал нашу сестру инквизиции — какой еще благодарности ты ждал?
И куда девалась ее недавняя любезность?
Ну и, припозднившись, как водится, настигла меня неожиданная догадка. Будь вероломная Нела и впрямь представительницей дворянского рода — возглавляли бы этот род все-таки мужчины. Коих, собственно, и следовало бы увековечивать в холсте и масле. А бороться хотя бы за равноправие женщинам этого мира только предстояло. И то в перспективе нескольких столетий. Тогда как в этом доме, из висящих в гостиной портретов мужского не было ни одного.
Удивительно? Едва ли, если речь идет о династии совсем иного сорта. Женской династии, считающей мир вокруг себя заведомо враждебным — и на том основании не признающей его законов и обычаев.
Ну как? Угадаете, о ком идет речь? Шесть букв, первая — «в».
* * *Все эти мысли пронеслись в моей голове в течение секунды. Больше думать было некогда — действовать следовало. И побыстрее. Да, коварной ведьме удалось обездвижить мое тело. Но над душой моей, бессмертной и беспокойной, к счастью, она не властна.
Мысленно прочтя нужное заклинания, я… лишь считанные мгновения успел поглядеть на свое тело за столом со стороны, а на весь прочий мир вокруг — глазами бесплотного духа. Потому что картина перед моим взором как-то резко помутнела, точно я смотрел на нее сквозь толстое и грязное стекло. Различить очертания предметов стало невозможно, до того они исказились и утратили привычные краски. Да и звуки разом затихли, сведясь к какому-то мерному, еле слышному гулу. Вроде шума ветра за толстой стеной.
Само собой, от такой смены обстановки я не мог не запаниковать. И заметался, бросая взгляд то в одну, то в другую сторону. Пытаясь распознать в окружавшей меня мешанине хоть какой-то знакомый предмет. Или иной, хоть какой-нибудь ориентир.
За этим меня и застал не то чтобы старый, но уже и не новый знакомец. Причем отнюдь не приятный: похожий на бомжа типчик, не так давно застигший меня при попытке вселиться в тело барона Кейдна.
Все те же патлы, не знавшие мытья и, наверное, даже парикмахерских ножниц, свешивались с головы. И незаметно для глаза переходили в грязную же, похожую на паклю, бороду. Все те же выцветшие лохмотья укрывали собой долговязое тело. Прежним остался недобрый взгляд безумца, уставившийся на меня. И прежней же — мерзкая ухмылка, до стандартов Голливуда и глянцевых журналов которой было так же далеко, как среднестатистической городской свалке до высокого звания памятника архитектуры.
Интересно, а что вообще забыл здесь этот мерзкий урод? Прореха… нет, выгребная яма на человечестве!
— Скорее, это у тебя надо спросить, что ты здесь делаешь, — подал голос бомжеватый бородач, сложив руки на груди.
Да что он — мысли читает?..
— А еще я никак не могу понять… причисляя меня к роду людскому — ты унизить меня пытаешься или, наоборот, польстить? А может, ты просто соображаешь туго?
— А может, тебе лучше оставить меня в покое? — слова и без того неприятного собеседника, да произнесенные с заметным сарказмом, меня рассердили, — какого черта ты увязался за мной?
— Черт здесь ни при чем, — отрезал похожий на бомжа верзила, чье лицо из нагло ухмыляющегося вмиг стало по-деловому серьезным, — что тебя ждет… черти, ангелы, туннель со светом в конце или перерождение в бессловесную тварь — это решать не мне… как, впрочем, и не тебе. Важно, что ты, сопляк, во-первых, смертен. Не забыл? А во-вторых, играешь в противоестественную игру. Или… что? Думаешь, так оно и будет продолжаться? Пока тебе самому не надоест?
— Только не надо меня поучать, — процедил я с деланным презрением. Хуже существа, открыто открещивающегося от принадлежности и от человечества, и от смертных вообще, по моему мнению, только то же самое существо, обернувшееся банальным резонером.
— Я не поучаю. Я предупреждаю, — в тон мне ответил собеседник, — а еще ставлю перед выбором… который, что важно, придуман не мной. Захотел вернуться к жизни человека — живи. Коль удалось тебе отбить тело несчастного сэра Готтарда, можешь пользоваться им в свое удовольствие. Победителей не судят… будем считать, что когда ты разбился, едучи в маршрутке — это не считается. Забудем…
Что? Так он и это знает?! Откуда, скажите на милость?!
