Ирина Сыромятникова - Разрушители 1-20
– Послушайте, мастер Пассеп, вы же умный человек, так? Вам нужно сделать дело или заработать себе неприятности? Послушайте моего совета: хотите что-то получить – не надо взывать к его благоразумию, лучше польстите ему. Да, это банально, пошло, но эффективно. Дайте понять, что боитесь его до одури. Робко попросите одолжения. Результат может вас удивить.
Он понимающе кивнул.
– Э-э… Благодарю вас, сэр.
– Не за что. Просто я знаю, что он не совсем такой, каким его принято считать.
В поклоне купца было что-то напоминающее уважение.
– Что они от тебя хотели? – тут же поинтересовался отец.
Я решил пролить воду на пашню мастера Пассепа.
– Интересуются, доволен ли ты приемом. Мне кажется, они боятся спрашивать это у тебя лично.
Он улыбнулся с некоторым удовлетворением.
– Надеюсь, у местной гильдии проснулось чувство меры. Обычно они просто на голову готовы сесть.
Мастер Пассеп получил-таки вожделенное разрешение на торговлю с Последней Крепостью, в виде исключения. Он счел возможным отблагодарить меня за совет и прислал подарок: метательный кинжал в потайных ножнах. По настоящему хорошее оружие: идеальный баланс, лезвие явно сработано Серыми Рыцарями, а рукоять и отделка – арконийские. Я подумал, что в Академии мне все равно не позволят иметь его при себе, и передарил кинжал отцу. Он был очень доволен.
На следующий день мы снова тронулись в путь – весна кончалась, а отец так и не посетил Хемлен. Поскольку весть о визите распространилась, избежать его возможности не было: Браммис сочтет подобный шаг еще одним скрытым оскорблением.
Глава 10 (!!! Около 20 мая)
Мы добрались до Хемлена прежде, чем наступили те жаркие и сухие дни середины лета, когда езда в доспехах становится сортом изощренной пытки, но солнце припекало все равно. Я, с наслаждением, скинул с себя все железяки до единой (ну, не рожден я быть воином!) и отправился знакомиться с окрестностями.
Слуги приложили титанические усилия, чтобы привести дом в порядок: медь была начищена, мыши изгнаны, занавеси постираны, а паркет отполирован. При всем при этом дом выглядел нежилым. В нем не хватало той неуловимой ауры, которую отец оставлял везде, где задерживался хотя бы ненадолго. Должно быть, он не был здесь со дня смерти матери. Ее парадный портрет встречал прибывающих в холле – красивая, белокурая лосальтийка, с немного абстрактными, обезличенными чертами лица, держала на коленях розовощекого бутуза (меня). Было ли все дело в художнике, или в том, что ему не хватило времени закончить, но узнать ее по этому портрету я бы не смог.
Я побродил по саду, поглазел на мраморные вазоны со свежепосажеными маками и разросшиеся, кряжистые вишни, уже успевшие украсится беловатыми недозрелыми плодами (с отвратительным бумажным вкусом). Больше смотреть в усадьбе было не на что.
Тень Магистра решительно требовал зрелищ. Проще было пойти ему на встречу, чем тратить время на бесконечные мысленные препирательства. Тем более что он был прав: провести все лето в созерцании маков – глупо. Я быстро выяснил, что наши хемленские конюшни (довольно известное клеймо) находятся в трех часах езды от усадьбы. Тащиться туда по жаре ни у меня, ни у вора желания не было. Не настолько уж я люблю лошадей. Оставалось только хемленское аббатство, и шансы увидеть его у меня были призрачные.
Браммис не счел необходимым приветствовать правителя Шоканги, а отец не желал наносить визит первым. Это бодание могло продолжаться до бесконечности. Я подумал, что смогу сгладить конфликт под благовидным предлогом – по слухам, в аббатстве была отличная библиотека.
– Па, у меня не хватает материала, чтобы дописать курсовую. У тебя есть что-нибудь про административное деление Федерации Истара?
Естественно, ничего такого у него не было. Отец вообще не имел привычки хранить книги, не имеющие практического назначения.
– Мастер Ребенген говорил, что в Хемлен отослали архив барона Литсера. Может, там найдется что-то по моей теме. Он, вроде, увлекался древностью.
И папа без колебаний отправил меня знакомиться с Браммисом в одиночку. Ну и черт с ним! Я приказал конюхам оседлать двух лошадей и взял с собой сержанта Кетса.
Меня одолела спортивная злость – смерть как хотелось увидеть того человека, который умудрился ТАК достать моего отца и при этом остаться в живых.
Выехали мы ранним утром, по холодку, нарядившись в официальные дворцовые одежды.
Причем черно-красная форма Кетса смотрелась гораздо эффектнее моего мундира наследника, спешно расставленного на два пальца. Броню я не стал одевать из принципа. Едва мы покинули пределы усадьбы, нас обступили поля колосящейся пшеницы. Бескрайние пространства колыхались длинными волнами, ни колючек, ни кустарника, только в низинах зеленели осокой остатки весенних болот. Утренняя мгла медленно таяла под солнцем, небо меняло цвет с розового на голубой, в хлебах чирикала какая-то птичка. Благодать!
Дорога промелькнула незаметно, прибытие состоялось резко. Я как раз любовался видом на аббатство (кольцо каменных стен на вершине двойного холма) когда сержант осадил своего коня и с плавной рыси мы перешли на осторожный шаг.
Состояние у хемленской дороги было жуткое. Когда-то ее замостили местным буроватым камнем, давно и местами, а может, потом пытались разобрать кладку, но и этого дела не закончили. Результат был гораздо хуже, чем просто "дороги нет".
Сержант Кетс едва заметно морщился, направляя коня в обход провалов на мостовой.
Я не удержался:
– Что, отец так мало платит своим конюхам?
Сержант скривился, уже не таясь.
– Из наших здесь почти никто не живет, сэр.
– Почему?
Он неопределенно пожал плечами.
– Разногласия с местными?
– Да здесь же нет ничего, сэр! Местные основном работают в аббатстве, получают за работу натурой. В городе даже хлеб не пекут. Все мастерские принадлежат монахам. Случись что, гвоздя купить будет негде. Сэр.
– У монахов что, нет денег починить дороги?
– Они мирским не интересуются.
Мирское мирским, но поддерживать порядок на своей земле надо.
"Жмоты" – констатировал Тень Я не стал спорить и начал внимательнее смотреть по сторонам.
При близком рассмотрении хемленская слобода выглядела неприглядно. До трети домов стояло заколоченными, с полуразобранными крышами и дырами в стенах.
Работающих лавок я не заметил, зато сразу наткнулся на местный кабак – день только начался, а у его дверей уже сидели какие-то испитые личности. Тень лучше меня распознавал признаки нищеты – запах плохой пищи, всего старого и лежалого, латаную одежду, детишек помладше, бегавших по улице вообще без порток – просто в длинных холщевых рубахах. Ничего напоминающего уличную торговлю или паломников по святым местам, мы вообще были единственными чужаками на улице.
