Марк Энтони - Мрак остаeтся
— Мы, безусловно, не хотим сказать, что колдуньи — зло, дорогой мой, — подхватила Мелия. — Хотя они и странные, многие из них хорошие знахарки и творят добро. Но есть… кое-что еще.
— Могу я просить вас излагать понятно, леди Мелия? — спросил Дарж.
Миниатюрная женщина вздохнула и посмотрела на Фолкена. Лицо барда приняло мрачное выражение.
— Многие годы колдуньи предсказывали пришествие человека, — молвил он. — Того, которого они продолжают ждать и по сей день.
Дарж пожал плечами:
— Почему нас должен волновать тот, кого разыскивают колдуньи?
Мелия приковала к нему взгляд.
— Потому что тот, кого ищут колдуньи, — Тревис Уайлдер.
Некоторое время спустя Дарж уже шагал по безлюдному коридору замка. В то утро рыцарь облачился лишь в серую тунику из легкой материи, чтобы не мучиться от летней жары, однако теперь он чувствовал такой холод и тяжесть, словно в самый разгар зимы надел кольчугу.
Четверть часа он слушал, как Мелия и Фолкен, понизив голоса, рассказывали ему о том, кого называют Разбивателем Рун. Однако не только колдуньи разыскивали его. Даржу уже приходилось слышать имя Разбивателя Рун раньше. Древний дракон Сфитризир, с которым он повстречался на высокой бесплодной равнине Фал Эренна, также называл мастера Тревиса Разбивателем Рун. Когда Дарж обратил на это внимание, и Мелия, и Фолкен кивком выразили молчаливое согласие.
Тем не менее во всем этом Дарж не мог найти никакой логики. Зачем колдуньям и драконам понадобилось проявлять интерес к мастеру Тревису? Дарж знал, что Тревис обладает определенными, скажем так, возможностями. Однако правдой являлось и то, что эти возможности в значительной степени были связаны с тремя Великими Камнями — Имсари, но ни один из них больше не принадлежал Тревису. Более того, его больше не было и в Зее.
Это правда, сказала Мелия, когда Дарж упомянул об этом. Но если Тревису когда-либо придется вернуться на Зею, ему будет угрожать смертельная опасность.
Но почему? — спрашивал Дарж. Для чего они разыскивают его?
Мелия и Фолкен лишь обменялись многозначительными взглядами. Если они и имели какое-то представление о причине, по которой колдуньи искали Разбивателя Рун, то высказывать его не собирались.
Очень важно, чтобы ты оповестил нас, если что-нибудь услышишь, Дарж, попросил Фолкен. Это сможет помочь нам защитить Тревиса.
Я не стану следить за своими госпожами.
Мы и не просим тебя следить, Дарж, возразила Мелия. Затем эта крохотная дама совершила поступок, который ошеломил рыцаря. Она схватила его за руку и заглянула прямо в глаза с выражением, которое можно описать лишь как мольбу. Но ты будешь слушать, не так ли ? Обещай мне, Дарж.
Кто он такой, чтобы в чем-либо отказывать этой женщине? И он согласно кивнул.
Я буду внимательно слушать, миледи. Клянусь мечом.
Но, проходя по коридорам замка на пути к себе в спальню, Дарж знал, что не услышит ничего, что могло бы пригодиться Мелии и Фолкену. Он обещал леди Эйрин, что останется в Ар-Толоре. И обязательно останется. Однако он ничего не говорил о том, что будет находиться поблизости. Наоборот, постарается держаться на расстоянии. На безопасном расстоянии.
Так будет лучше: присутствовать, но оставаться незаметным. Прямо как те два призрака, увиденных им туманным утром. Они — печальное напоминание, это так, но не имеют реальной силы, чтобы как-то воздействовать на него или причинять вред. Они — всего лишь тени того, что произошло в далеком прошлом.
Но ведь ты тоже должен быть тенью, Дарж из Стоунбрейка!
Рыцарь выгнул пальцы и почувствовал, как захрустели суставы. Может быть, пройдет время, и он станет таким же. Затем он зашагал дальше сквозь пыль и мрак замковых переходов. Этот коридор редко использовался, именно потому он и выбрал его.
До Даржа донесся слабый звук. Кто-то невидимый тихо скребся совсем рядом. Рыцарь остановился. Он всмотрелся в темноту, но, хотя обладал все еще острым зрением, так и не смог ничего различить. Однако внутреннее чутье подсказывало ему, что он не один. Рука скользнула к висевшему на поясе кинжалу.
— А ну, покажись, тень!
Что это? Неужели снова вернулись призраки, чтобы напомнить ему о том, чего уже нельзя изменить? Он шагнул назад. Как только он сделал это, нечто сорвалось с потолка и с грохотом приземлилось прямо перед ним. Это нечто имело сильное сходство с огромным пауком — пауком, облаченным в зеленые одежды, с колокольцами на колпаке и на башмаках с заостренными носами.
Дарж перевел дыхание и выпустил кинжал. Он оказался прав; в некотором смысле этот человек тоже являлся призраком, преследующим его. Только относился он к еще не умершему виду.
— Прочь с дороги, шут, — проворчал он.
Таркис перепрыгивал с ноги на ногу, щелкая тщедушными пальцами.
Куда ты направляешься, милый старый рыцарь?
Разве нет дракона, с которым можно сражаться?
Может, зверь услышал, как ты крадешься,
По скрипу твоих костей и суставов
И, расправив крылья, улетел?
Или есть другая причина, почему ты здесь?
Большая, чем зверь — то, чего ты боишься.
Может ли быть, что голубые глаза и черные, как ночь, волосы
Перенести труднее, чем укус дракона ?
Да, ты сбежал от того, что тебе дорого.
Дарж почувствовал, как гнев распаляет огонь в крови, но, стиснув зубы, заставил себя сдержаться. Замысел Таркиса заключался в том, чтобы вывести его из себя, и Дарж не собирался давать шуту повод для злорадного удовольствия. Возможно, он когда-то и был королем, но теперь все изменилось, и этот человек изменился. Утратив свое былое величие, Таркис стал обычным занудой.
— Я же сказал, убирайся прочь, шут! Не думай, что я не уберу тебя с дороги, если понадобится.
Таркис задрожал в поддельном страхе, и на его шутовском костюме задрожали колокольчики.
— О грозный рыцарь, пощади меня, пожалуйста, ибо я принес весть от твоей жертвы.
Дарж нахмурился. Он знал, что опасно даже слушать слова шута, так как они искусно придумывались, чтобы сбивать с толку и одурманивать, но вопрос все равно сорвался с его уст.
— О какой жертве ты говоришь?
Таркис мерзко усмехнулся, обнажая гнилые зубы.
— Разумеется, о пауках, ткачах паутины. Разве Лунная дама не послала тебя следовать за их нитями?
— Что тебе известно? Ты был в библиотеке? Ты подслушивал нас? — Дарж приблизился к нему и сжал кулаки. — Говори, шут, или я выбью из тебя душу!
