Дженнифер Роберсон - Разрушитель меча
— Спросить! Спросить! В разгар боя, не зная, проткнут меня клинком борджуни или твоим я должна спрашивать человека, с которым прожила столько месяцев, могу ли я доверять ему? — голубые глаза загорелись, когда она перешла на саркастический тон. — Извини, Песчаный Тигр, можно к тебе подойти или ты настроен сегодня враждебно? — Дел покачала головой. — Что же ты за дурак?
— Неудачная шутка, — пробормотал я. — Признай это, или я подумаю, что у тебя вообще нет чувства юмора.
— Я не нахожу ничего смешного в том, что случилось, — Дел совсем помрачнела. — Ты сам представляешь, что сейчас произошло?
— Кажется я убил несколько человек, — я быстро осмотрелся, рассеянно замечая тела. Я насчитал их восемь. — Ты не против, если я встану?
— Делай что хочешь, только близко не подходи к мечу.
Вот это да. До такой степени она была взволнована. Я глубоко вздохнул и заставил себя подняться, привычно отмечая где и насколько сильно болит — обычные последствия боя.
Я сделал шаг.
— Дел, я не… — но я не закончил, потому что понял, что случилось и только от души выругался. Потом я неуклюже сел на песок.
— В чем дело? — в Дел сразу проснулись подозрения.
Я был слишком занят руганью, чтобы отвечать. Одновременно я очень осторожно вытянул правую ногу, почувствовал неприятный щелчок и склонился в мольбе богам над больным коленом.
— Аиды, только не колено… пожалуйста, только не колено, — мне едва удалось вздохнуть, пот щипал царапины и порезы. — Только этого мне не хватало… вот только этого… аиды, ну не колено же.
Дел выслушала меня и заговорила поспокойнее.
— С тобой все в порядке?
— Нет, не все. А что, не похоже? Вот таким должен быть человек, у которого все в порядке? — я посмотрел на нее, стараясь не морщиться от боли. — Если бы не ты, мне не пришлось бы сейчас отпрыгивать и…
— Так это моя вина! Моя? Ты козье отродье… это к моему горлу ты прижимал меч!
— Я знаю, знаю… прости, — оправдания были и у Дел, и у меня, но сейчас было не до них; случилось нечто слишком важное, слишком угрожающее
— и кроме того, мое колено просто убивало меня и мне было легче сосредоточиться на нем, чем на том, что я сделал — или почти сделал — с Дел.
— Аиды, пусть все исправится… только бы это ненадолго.
— Да что случилось? — разозлилась она.
— Вывих, — рявкнул я, — Аиды, ненавижу колени… всегда подводят когда больше всего нужны или не дают спать всю ночь… — я стер пот, заливавший глаза. — У тебя, надо думать, таких проблем нет. В твои двадцать один.
— Двадцать два, — поправила она.
— Двадцать один, двадцать два, какая разница? Ты можешь делать все, что хочешь, не задумываясь о своем теле, и оно не возмущается… — я осторожно ощупал колено, обнаруживая припухлости и вздрагивая от боли. — Хотел бы я снова быть в твоем возрасте…
— Не стоит, — бросила она, наконец убирая в ножны меч и присаживаясь около меня, чтобы осмотреть мое колено. — Вряд ли найдется человек, который согласится променять обретенную за годы жизни мудрость на молодое, но невежественное тело, — она помолчала. — Конечно если у этого человека есть хоть немного мудрости.
Только тут я заметил кровь на ее руках и ногах, пятна на светлой тунике. Коса с красными лентами слиплась.
— А ты в порядке?
— Что бы ни случилось, один из нас должен быть в порядке, а ты уже заработал травму, — ее прохладная ладонь легла на мое колено. — Сможешь ехать?
— Нет, но выбора у нас тоже нет.
Губы Дел ехидно изогнулись.
— Ну почему же, — удивилась она. — Может ты хочешь подождать и выяснить, не приедут ли остальные борджуни, чтобы узнать, что помешало их приятелям вернуться к обеду.
Я оглянулся на тела. Восемь, я правильно насчитал. И несколько мертвых и умирающих лошадей. Мой жеребец стоял там, где я его оставил, привязанный к пальме. Кровавая бойня удовольствия ему не доставила и он заметно нервничал.
Я нахмурился.
— Четырех не хватает.
— Они убежали. Если действительно где-то есть лагерь, они направились туда.
— И сразу поднимут тревогу, — я снова вытянул ногу, проверяя колено.
— Ты права, выбора нет. Найди мне что-нибудь перетянуть его, и поедем. О телах заботиться некогда — пусть это сделают остальные борджуни, — Дел уже отошла, когда я вспомнил и крикнул ей в спину. — Не забудь наполнить фляги.
Она одарила меня выразительным взглядом, который яснее слов объяснил, что она отлично знала как в пустыне покидают оазис. Я уже приготовился к ехидной реплике, но она промолчала. С мрачным видом Дел подошла к ближайшему телу, отрезала большой кусок бурнуса и вернулась ко мне, по пути разрывая его на полосы.
— Вот. Я займусь флягами, а ты своим коленом, а потом мечом.
Этот меч.
Когда она отошла, я обернулся и увидел его. Он спокойно лежал на песке. Черный кончик и серебристый клинок покрывала алая кровь.
Меч, которым я убил несколько борджуни — без сомнения заслуживающих смерти… и которым пытался убить Дел. Аиды, я боялся, но сумел скрыть это от Дел, чтобы она не поняла, как близок я к тому моменту, когда уже не смогу справиться с яватмой и Чоса Деи. Я устало потер лицо и начал перевязывать ноющее колено.
10
Я мог только ждать. Я смотрел, как она расседлывает жеребца и устраивает его на ночь, делая всю работу за меня, чтобы мое колено отдохнуло. Потом Дел разложила вещи. Солнце еще не село, но уже низко висело над горизонтом; кроме того, жеребец слишком устал, поскольку я уже не мог слезать и идти с ним рядом.
Обнаружив зеленый мирок в пустыне — несколько низкорослых деревьев с крошечными но уже пожухшими листьями на паутине сухой травы и круг камней для костра — мы решили дальше не ехать. Жалкий лагерь, но нас он устраивал.
В нашем положении много требовать не приходится. Я ждал. Я смотрел как она расстилает одеяла, раскладывает небольшой костер, отмеряет воду и еду. Она почти ничего не говорила. Она почти не смотрела на меня. Дел просто сделала все, что нужно, а потом устроилась на своем одеяле.
ЧЕРЕЗ костер от меня.
У меня сразу возникло неприятное предчувствие, но я не показал это Дел и, постаравшись взять себя в руки, вернулся к знакомому добродушному подшучиванию.
— Это называется вывих, — серьезно объяснил я ей. — Он не заразный.
Дел на секунду сдвинула брови, и я понял, что все гораздо серьезнее. Даже ее взгляд изменился, хотя она очень старалась не выдать своего беспокойства. Она умела маскироваться от мира — и иногда от меня — но теперь я знал ее лучше, чем при первой встрече. Чего и следовало ожидать.
