Лана Тихомирова - Ноль
Хельга слабо кивнула.
— Вот, Брижит, умница, все сразу поняла. Да, девочка?
Я кивнула. В этот момент вернулся уполномоченный с двумя медсестрами.
— Вальдемар Октео ван Чех, вы знаете эту леди?
— Нет, никогда ее не видел. Сестра ее лечится у меня, но эту леди я не видел, — спокойно оглядывая нас всех, мягко пробасил ван Чех.
После всех необходимых подписей фон Неркель вдруг ссутулился и потер лоб рукой.
— Я ничего не понимаю, — бессильно сказал он, — Как такое может быть?
— Может, — радостно изображая дебила, бодро ответила я.
Уполномоченный смерил меня внимательным взглядом.
— На практике я знакомилась с делом Британии Лотус дер Готер, и сестра ее говорила со мной, рассказывала историю сумасшествия своей сестры. Тогда-то она впервые упомянула, что ей, кажется, будто бы сестра влюбилась в доктора. Но я то уже тогда знала, что сестра ее почти неизлечима. У Хельги могли начаться психопатические процессы, они близнецы с Британией. Поэтому, когда мы говорили с Хельгой с самого начала, у нас даже не было других версий. Сами подумайте, сидит на скамейке неподалеку от места преступления с битой окровавленной она. Какие тут версии. Она сама созналась нам. А сейчас я думаю другое.
— Что именно? — хмурился фон Неркель.
— Надо провести ее освидетельствование. Я не могу этого сделать. Попросите другого психиатра, уверено он подтвердит самовнушаемость ее, бредовые идеи. Но мне, кажется, она просто нашла биту рядом с доктором и решила, что это она. Записки-то нет.
— Кстати, о записке, она есть? — обратился уполномоченный к ван Чеху.
— Нет, — доктор скорбно слегка помотал головой.
— И сестра скорее всего не подтвердит, что записку писала.
— Да, не писала она никакой записки, — нервно сказал ван Чех.
— Хорошо. Отпустим, пока до освидетельствования, — причмокнул уполномоченный, — Сегодня уже поздно, я зайду завтра к остальным, — он встал, попрощался и ушел.
— Я пойду? — пискнула Хельга.
— Идите. А ты, Брижит, пока останься, — мягко сказал ван Чех.
"Этот день, закончится сегодня или нет?" — подумала я и вздохнула.
Глава 14
— Брижит, — ласково улыбнулся мне ван Чех, как только Хельга покинула нас. — подойди ко мне, дитя мое.
— Вы сам не свой, — заметила я, робко приближаясь к доктору.
— Ну да, тебя б так били, — обиженно шмыгая носом, заметил доктор.
— Простите.
Он похлопал рукой рядом с собой. Я села рядом с ним.
— Ты — молодчинка, Брижит, красиво сработала. Понимаешь меня, лиса, — он щелкнул меня по носу и улыбнулся.
— Вы опять грустите, — заметила я.
— Вот мне только веселиться не доставало, — проворчал ван Чех, — огрели по голове ни за что, заставили лгать под присягой, теперь вот заприщают вообще что-то делать. Это так невыносимо, — доктор выглядел, как обиженный жизнью ребенок, которому лишний час не дали посмотреть любимые мультфильмы, — Но я счастлив.
— Лгать вас никто не заставлял, — как можно назидательнее сказала я.
— Как же не заставляли! — хохотнул доктор, — Мне жалко сестричек.
— Но это вам же их жалко.
— А нечего быть такими, чтобы жалеть хотелось. Я же в сущности очень добрый, — улыбнулся самой плотоядной своей улыбкой доктор.
— Особенно сейчас, — рассмеялась я.
— Ну, иди, дитя мое. Обними старого больного доктораи гуляй с миром.
Я сидела подобная каменной статуе.
— Вот, никто не хочет обнять старого, больного, одинокого доктора, — театрально сокрушался ван Чех.
— На счет стакана, я могу принести его прямо сейчас.
— Да, и бак с водой не забудь, потому что я сейчас все выпью, а зачем мне пустой стакан?
— Боюсь, пока вы умрете, мне надо будет перетаскать очень много баков с водой.
— Сильная будешь, — ласково улыбнулся ван Чех.
Он тепло обнял меня и прошептал:
— Теперь осталось мне только вызоравливать. Приходите завтра с Виктором.
Я была слегка шокирована таким необычным поведением доктора. С другой стороны ван Чех это не вечный двигатель, а человек, как оказывается чувствительный и несколько сентиментальный. Надо бы помнить об этом.
— О, простите, что потревожил, не буду мешать, — из дверей послышался несколько смущенный голос Виктора.
Я мгновенно похолодела, отсторонилась и посмотрела на доктора.
— Не пугайся ты так, — он готов был рассмеяться, но не стал.
— Я пойду.
— Иди, — он снова сверкал белозубой улыбкой.
Я вылетела из палаты и наткнулась на Виктора, мрачно курящего на крыльце.
— Виктор…
— Брижит, это именно то, что я думаю, моя хорошая, — он обернулся ко мне и едва печально улыбнулся, — У всех нас бывают минуты слабости. Поедем домой.
Почему-то вдруг захотелось отказаться, но я откинула романтико-мистически флер и кивнула.
— Надеюсь, теперь-то этот дурацкий день кончится?
— Еще надо ноутбук отдать Серцету, — поддел Виктор.
— Нет уж, — взревела я. — Завтра, все завтра!
— Я шучу, — рассмеялся Виктор.
— Да, мне кажется ты сегоня слишком много куришь, — нарочито сварливо ответила я.
— Не нуди, — отмахнулся Виктор.
— Ах, не нудить?! — я пихнула его локтем в бок.
— Я смотрю, мадемуазель дер Сольц, очень хочет подурачиться? — сверкнул на меня глазами Виктор. Еще секунду и он бросился щекотать меня. Я вывернулась, и мы наперегонки побеали к воротам. У ворот Виктор поймал меня и подхватил на руки. Мы весело смеялись и почти забыли о треволнениях этого дня.
— А завтра же не надо идти на практику! — вдруг вспомнила я.
— Тем лучше.
— Но, доктора все равно надо навестить. Заодно и занесем Серцету ноутбук.
— Верно сказал доктор. Ты ненормальная, как и твой ван Чех.
— Он такой же мой, как и твой, — парировала я.
— Он — всехний, — хитро улыбнулся Виктор.
— Туше.
Мы добрались до дома, когда солнце почти село. Без сил мы упали на кровать. Я почти сразу же задремала.
— Подъем, — меня пробудил некий грудной, бас, предположительно мужской.
Я с большим трудом разлепила веки. Рядом со мной сидел ван Чех. Я сразу опознала его и только позже по деталям догадалась, что это скорее Не-ван-Чех.
— Может я еще посплю, выходные все-таки, зачем так рано вставать. Мы так поздно легли вчера? — тихо лопотал мой язык.
Что опять? Это уже больше на плохой триллер похоже. Заснуть нельзя, чтобы куда-то не провалиться. И где это листочек, чертов ключ. Надо было его выложить из джинсов, не догадалась дуреха. Ну, да, мой дом моя крепость. Не думала я, что накроет меня пограничье на Викторовой постели.
