Сьюзан Маклеод - Холодный поцелуй смерти
— Явиделакакгоблиныразвеялипрах…
Слова слипались, но кое-как управлять языком я уже могла.
— Да, конечно, видели. Это был довольно-таки неприятный сюрприз. — Граф пригладил ладонью лацкан блейзера. — Куда приятнее было обнаружить, что я не вполне покинул бренный мир… то есть, в моем случае, нетленный мир, — сострил он и опять сверкнул клыками.
— Ажалкочтонепокинул, — с отвращением проговорила я.
Граф вздохнул:
— Лекарства помутили ваш разум, дорогая. Как это огорчительно: я как раз собирался переговорить с вами. Позвольте мне исправить положение.
Он снова взял меня за руку — и выдернул капельницу. Охваченная ватным ужасом, я безуспешно пыталась сопротивляться, а вампир между тем обнюхал мне внутреннюю сторону запястья.
— Ах, как восхитительно сладка ваша кровь — как всегда, несмотря на лекарства…
Рядом с острыми волчьими резцами выдвинулись два ядовитых зуба, тоненькие, как иглы. Крепко ухватив меня за локоть, Граф вонзил в меня все четыре клыка.
Меня пронзила боль, руки и ноги затрепыхались, будто умирающие рыбы. Мозг посылал мышцам команду «Сражайся!», но сигнал проходил совсем слабо. Я завизжала, но Граф накрыл мне лицо ладонью и приглушил крик, снова вдавив голову в черные атласные подушки. Потом мир подернулся дымкой и замерцал — яд наводнил кровь, кувалдой ударил в сердце, боль исчезла, сменившись напряженным ожиданием наслаждения. Сердце колотилось все быстрее. Жар и страсть захлестнули тело, кожа запылала от гормональной бури.
Граф откинул голову и резко втянул воздух.
— Вы же знаете, как это действует, правда, дорогая? В вашей крови столько моего яда, что организм постоянно будет жаждать чувственной разрядки, однако достичь ее сможет лишь в то время, когда я буду вкушать вас. — Он нагнулся, распахнул мою ночнушку и с улыбкой ущипнул меня за левый сосок. Я так и выгнулась навстречу его руке, едва не лопнув от смеси боли и наслаждения. — Разумеется, с моей стороны было бы неучтиво воспользоваться вашим нынешним состоянием, ведь вы не можете защищаться. — Граф удовлетворенно вздохнул и слизнул с нижней губы капельку моей крови. — Но как поучительно узнать, что я, так сказать, не утратил хватки.
Я едва не дала слабину и не начала его просить, чтобы он укусил меня еще раз, — организм пытался переработать яд, и меня всю трясло. Это как любой наркотик: чем больше получаешь, тем больше нужно, а вампирам только на руку сделать так, чтобы пища сама всюду шла за тобой, словно налитые кровью овцы за пастухом: если с каждым укусом впрыскивать капельку яда, овцы будут здоровы и веселы — и станут, безмозглые, просить добавки.
А этот мерзавец впрыснул мне вовсе не капельку. Будь я человеком, недалеко было бы и до инфаркта.
Вот она, главная причина, по которой вампиры так стремятся обеспечить себе эту роскошь — кровь волшебного народа: дело не в магии и не в том, что мы, дескать, вкуснее людей.
Просто мы дольше не умираем.
Ведь гораздо веселее, если твоя жертва останется жить, какую бы пытку ты ни придумал. А завести меня до предела и бросить — это тоже такая пытка.
— Гад, — выдохнула я наконец.
— Ну, ну, дорогая. — Он предостерегающе положил руку мне на живот. Желание так и пронзило меня, из горла сам собой вырвался отчаянный стон. — Я бы предпочел, чтобы вы выражали свои мысли более изысканно, тогда наши свидания будут проходить куда как приятнее.
Я с трудом перевела дух, потом еще раз, заставляя себя не обращать внимания на спазмы страсти во всем теле. От яда лекарственный туман в голове и в теле рассеялся. Если бежать очень быстро, может быть, удастся спастись…
Но я же не могу пошевелиться.
Страх навалился на меня всей тяжестью.
Граф может делать со мной все, что хочет.
Паника сдавила горло.
Я не могу ему помешать.
Я глотнула воздуха — успокойся… — мне снова захотелось завизжать — спокойно, спокойно… — глаза защипало. Я вытаращилась, чтобы слезы не хлынули, чтобы не сделать Графу приятное, но все равно почувствовала, как влага катится по щеке.
Граф наблюдал за мной — голубые глаза смотрели холодно, отстраненно.
Потекла вторая слеза.
Граф нагнулся надо мной — дыхание его было затхлым, плесневелым — и нажал мне на уголок глаза кончиком указательного пальца. Прочертил линию по мокрому следу слезы, остановился, добравшись до перепуганного биения под челюстью, — кровь толкалась ему в палец вяло и медлительно. Граф принюхался, ноздри удовлетворенно раздулись.
— Хорошо. Вижу, дорогая, вы наконец-то понимаете ситуацию.
— Что вам надо? — прошептала я, проклиная дрожь в голосе.
— Мне бы хотелось вместе с вами посмотреть новости.
Он потрепал меня по щеке, взял пульт и нацелил его на стену перед кроватью. По комнате разлилось тихое гудение, и большая картина, на которой был изображен щедро одаренный природой обнаженный мужчина, развалившийся в неудобном на вид шезлонге, отъехала вверх, а за ней обнаружился большой плазменный экран.
— О, это же наша восхитительная мисс Крейн, — весело воскликнул Граф. — Полагаю, она разыскивает вас, дорогая.
Тупо уставившись в экран, я медленно вытащила себя из зияющей пропасти в сознании. Спустя некоторое время передо мной сфокусировалось безупречно правильное лицо полицейского инспектора Хелен Крейн. Я узнала и суровое выражение, и светлые волосы, гладко зачесанные назад и стянутые в тугой узел. Выглядела она точь-в-точь как женщина-командир чуть за сорок с рекламного плаката, гарантирующего бесперебойный приток новобранцев в современную полицию. А если учесть, что она могущественная ведьма и занимает видное положение в Ведьминском совете, сразу станет ясно, что с ней лучше дружить, чем враждовать.
Беда в том, что мы с ней никогда друг другу не нравились. Во время истории с убийством мистера Марта мы постоянно сталкивались лбами, и не только потому, что инспектор Крейн не хотела, чтобы я совалась в расследование. Нет, главным камнем преткновения был Финн, мой начальник. Когда-то давно инспектор Хелен Крейн с Финном вместе перепрыгнули через метлу — таков свадебный обычай моих соплеменников, — и хотя он твердил, что дело прошлое и брак был временный, на семь лет и один день, всем было ясно: она придерживается на сей счет иного мнения. Пусть мои отношения с Финном были, мягко говоря, туманными — не важно: окажись инспектор Крейн в этой комнате, и ее антипатии ко мне, не сомневаюсь, хватило бы, чтобы подбадривать Графа с трибун приветственными криками.
Хорошо, что она только в телевизоре.
