Сергей Светов - Драконий ад
Лица пилота не было видно, но я знал, что это полковник.
***
Что-то надломилось во мне, как ломается хворостинка под ногой, с шумом и сухим треском. Излом, сначала еле заметный постепенно превратился в трещину. Судьба гнула меня, пытаясь сломать, я лишь становился тверже. Мне было невдомек, что твердость, как раз и дает возможность судьбе расширить трещину, которая всегда была во мне. Трещину между человеком и драконом. Тщета — злая тетушка, спутница всех неудачников, пытающихся изменить судьбу, уговаривала меня в том, что все пропало. Что все напрасно, жизнь прожита зря, никогда, ни за что, мне не вернуться в светлое прошлое, не вступить дважды в реку.
«Придется умереть?» — спросил я дракона. Он сидел на выступе скалы у пещеры и укладывал в мешок камушки воспоминаний. Готовился к дороге между мирами.
«Переходя из этого мира в мир иной, самое главное не потерять память о минувших днях, — сказал он, задумчиво глядя на закатное солнце моей души. — Там, в гееннах огненных, только и остается, что помнить о прожитых днях. Счастливых и не очень. О нелепых встречах и утерянных надеждах. Об убитой любви и воскрешенной ненависти. Обо всем, чего там нет. И никогда уже не будет».
«Что же делать, если мне не хочется умирать?» — я медленно взбирался на край гребня, чтобы в последний раз увидеть солнце, ползущее по краю хребта.
«Не знаю...» — ответил дракон и ушел за очередной порцией камней в пещеру.
Я поднялся с колен, встал в полный рост и увидел на фоне ледника и озера, зажатого с трех сторон горами, сверкающую лопастями смерть. Ослепленный солнечными лучами, я не мог разглядеть, что делает тот, кто сидит в кабине. Наверное, ухмыляется, предвкушая убийство. Быстро окинув взглядом горы и озеро, я не увидел Хрона
. Значит, у меня появился шанс. Как трудно понимать знаки богов, пусть даже они маленькие никчемные божества, в оборванных одеждах и вечно голодные! Либо мое время еще не пришло, либо у меня просто нет времени на всяческие философствования и размышления.
В замедленном, тягучем кадре я увидел, как с крыла вертолета, выпустив дымный шлейф, стартует ракета, начиненная смертью, и летит, целясь мне в сердце. Полковник видимо решил, что одной ракеты будет достаточно, чтобы расправится со мной.
«Мерцай!!!» — завопил дракон, который бежал, подпрыгивая, к омуту отчаяния.
«Нет, — сказал я. — Не хочу».
Солнце скрылось за верхушками хребта, тень от зуба, торчащего на гребне, накрыла меня за мгновение до взрыва ракеты.
Со стороны, то, что происходило со мной, наверное, смотрелось впечатляюще, но я не видел этой метаморфозы.
Мне надоело быть божеством, мне опостылело быть человеком, поэтому я стал драконом.
Круг шестой
Холод. Я думал в аду будет адова жара, но как же я ошибался! Холод скрутил меня, мою душу, заскорузлую дрянную тряпку, не годную ни на что, кроме постыдного бегства от действительности. Досадно, что наградой за трусость является смерть. Но то, что произошло со мной — не смерть. Это хуже смерти.
Дракон зябко поежился и жалостливо произнес: «Эк тебя ломает-то...» Я смотрел на замерший брусок ракеты, медленно ползущий в мою сторону, на лениво вращающиеся лопасти вертолета, на долгий день, плетущийся со скоростью улитки к вечеру, и страдал от адского холода. По наитию, используя знания, о которых никогда не ведал, я сгустил воздух и сделал себе два неуклюжих крыла. К черту мерцание! Я хочу летать и наслаждаться полетом. Я хочу быть самим собой — драконом, отвергнувшим все человеческое, уничтожившим все наносное, словно илом покрывшее мою сущность, которая рвется в небо и хочет летать, парить над озером, над горами, над миром. Но как же холодно и неуютно в желанных небесах!
Первый шаг в пропасть. Первый взмах крыльев. Дракон ликовал, он учил меня летать, парить, скользить в струях морозного воздуха высокогорья. Холод. Заледенелой душой, выстывшей от предательства, обретший крылья, я возносился над плато; и вертолет, и озеро, и отроги хребта быстро исчезали в туманной дымке. Полет — блаженство драконьего ада. Рядом появилась бесплотная тень. Я отпустил своего дракона на все четыре стороны. Сначала он испугался и запаниковал, но я помог ему сделать тело из кусков облака, и мы летели двумя бестелесными бестиями к темнеющему куполу неба, на котором проступали искорки звезд, и робко проявлялся лик ущербной луны, улыбающейся где-то внизу, у линии горизонта.
Медленное биение сердца, или это ветер рвет крылья, уносит нас в потоках, воздушных реках, простирающихся над Землей?
Сон. Размеренный шелест крыльев баюкает, ограняет те мечты, невысказанные, непонятые слова, которыми душа пытается общаться с нами. Полет в грозу. Как давно это было? Год, полгода, месяц назад? Или вечность? И было ли на самом деле? Сон...
***
...Пробив нижний слой облачности, самолет огибает тучу и ползет вверх, к чистому небу и вечернему солнцу.
Облака, словно большие мотки сахарной ваты, висят в сумерках приближающейся ночи. Истребитель срывают с них верхушки, бороздит крылом склон клубящейся горы, которую мы огибаем по восходящей спирали. Из серости туч мы вырываемся на простор небесных полей. Почти на линии горизонта, еле видное сквозь полосы перьевых облаков, висит низкое закатное солнце. Край тучи, попавший на пути солнечных лучей, светится, но со стороны незримой ленты нашего курса видно, что синь предгрозового неба сгущается в фиолетовый сумрак, охвативший уже половину мира.
Толстый слой облаков рассечен каньоном, узким провалом от неба до земли. Эта вселенская трещина наклонена в сторону нашего движения и хочется нырнуть в ее темный омут, посмотреть, что там, в глубине. Существует ли еще земля и маленькие огоньки на ее поверхности, выдающие присутствие людей? Или там уже иная реальность, наползающая на наш мир, бороздящая пространство и оставляющая на поверхности планеты незримый след, словно след гигантского слизня? На наше счастье небо остается прежним, и мы летим, ничем не связанные с тем, что происходит в сумраке, окутавшем мир внизу.
По широкой дуге мы уходим от надвигающейся грозы и безумства электрических разрядов, убивающих все живое в доли секунды.
Острый нож грозового фронта все больше отхватывает от небосвода, и мы бесстрашно пронзаем вязкое лезвие бури.
Горы, облачные хребты и долины с маленькими лоскутками туч. Половинка растущей луны и одинокая мерцающая точка, не знающая, то ли ей утонуть в океане ночи, то ли стать путеводной звездой, уводящей в мир иллюзий. Все заволакивает в одно мгновение, и ледяная крошка застывшего от высоты дождя бьет по фюзеляжу. Самолет, затянутый в турбулентность, трясет от вихря, запутавшегося в складках облака. Это продолжается долго, мучительно долго, кажется, что не осталось ничего, кроме белесой мглы и тускло светящейся панели приборов передо мной.
