Ирина Якимова - Либитина (СИ)
— Я верю, что все обойдется. Подождите, мы еще обратим этот бал на пользу семье, — тихо сказала я просто чтобы подбодрить Эреуса. Но за три одиноких диких года муж стал невосприимчив к моим добрым словам. Его будто обняла за плечи какая-то мрачная тень, обняла и не отпускала. «Соперница!» — в который раз подумала я.
— Вера — это хорошо. Вера дает наилучшую защиту от тварей, — похвалил муж. Не в первый раз мне почудилась некая угроза в его тоне. — Но не будьте наивной, моя леди. Обернитесь, посмотрите на город, поймите, куда мы приехали, почувствуйте тень. Это сильная тьма.
Я сидела против хода движения, поэтому просто прислонилась лбом к окну. Взглядом я прослеживала дорогу, освещенную светом фонаря, покачивающегося у задней стенки кареты. Белые камни подъездной аллеи быстро таяли во тьме позднего зимнего вечера. Я помнила, что аллея выводит на улицу Виндекса, откуда мы повернули к новому дворцу Макты, но сейчас главной улицы Карды видно не было, лишь слабо светили сквозь ночь редкие окна далеких домов. Жадная тьма накрыла весь город. Как огромное холодное чудище она разлеглась на крышах и мостовых. Слепая, глухая, немая, она тянулась к теплу человеческих тел, жаждала впитать его и на мгновение почувствовать себя живой. Дорога позади кареты таяла быстрее чем снег под солнцем, будто съедаемая тьмой. Я вздрогнула от неожиданного укола холода — ледяной иглы плохого предчувствия, и отодвинулась от окна.
— Эреус… ты думаешь, на балу дойдет и до убийств? — звеняще от моментально поднявшегося волнения спросила я. Муж жестоко улыбнулся:
— Я полагаю, крови будет много, моя леди.
Антея, Эрвин и Майя, ехали в карете перед нашей. Мы вышли одновременно. Дочь была в приподнятом настроении, хотя еще накануне ходила мрачнее тучи, узнав, что нам придется уехать из страны. Но в последний день она вообразила, что на балу произойдет некое чудо, и мы останемся в Карде. Я пробовала разубедить ее, только перед выездом прекратила попытки и теперь обреченно ждала скандал после бала.
Сейчас Антея была весела, даже закружилась на ступенях дворца, повторяя па главных танцев. Я удержала мужа, собравшегося пожурить единственное чадо за недостойное поведение. Завтра нас ждет бегство из столицы, потом из страны. Пусть дочь запомнит последний момент искреннего детского легконогого счастья и хрупкую как крылья бабочки надежду на неизвестное чудо. Полы ее теплого плаща широко разлетались в стороны от кружения, открывая новое платье. Эрвин провожал ее восхищенным взглядом.
Макта велел всем явиться на Бал в цветах гербов, и тем поставил Эмендо в неловкое положение. Цыплячий желтый цвет герба, перенесенный на бальные одежды, делал нас шутами. Поэтому для дочери я, пожалев дебютантку, заказала платье из ткани другого, более светлого оттенка. И оно шло Антее. Она казалась бледно-желтым цветком лилии. Густые брови дочери в последние годы обрели красивый изгиб, а глаза взрослую расчетливую яркость, благодаря которой даже ее большой нос не казался таким уж большим — мое предсказание позднего расцвета ее красоты начинало сбываться. Темные, чуть развившиеся локоны спускались до лопаток, но эта небрежность лишь придавала девушке очарования. С Мактой вернулась мода на скульптурные формы в одежде: жесткие корсеты и строгие закрытые платья с пышными воротниками, юбки на металлических обручах. Во время примерок я с жалостью смотрела на дочку, до самой шеи закованную в жестокий панцирь церемониального платья, и в итоге упразднила буфы, подушки на бедрах и воротник-мельничный жернов, за которым Антея не могла видеть собственный наряд. В конце концов, первый и, возможно, на долгие годы единственный бал!
Пора было подниматься. Эреус подал руки мне и Антее и изобразил горделивую улыбку. Я постаралась улыбнуться также. Эрвин остался в саду. «Он в отряде мужа, его группа будет охранять от темных тварей сад», — вспомнила я, и от плохого предчувствия заломило виски. На мгновение привиделась я сама, бьющаяся в рыданиях и от отчаяния раздирающая в кровь лицо и грудь. Над кем я рыдала? Картинка была ужасающе реальной.
Я незаметно развернула на ладони бальную книжечку. Вместо списка танцев здесь был записан перечень людей, которые не вызывали у отряда Гесси подозрения в принадлежности к темным тварям. Он был не так уж велик: Адриан Дэви с семьей, Симон Калькар с семьей, Гедеон Вако с супругой, Алоис Митто, Ремма Алитер, Майя Лакус… — я оглянулась на подругу и поймала ее улыбку. Майя, как и в день переворота, не казалась ни испуганной, ни, хотя бы встревоженной, и я приободрилась.
Мы оставили приглашение на столике у входа в залу. Войдя туда, я на миг ослепла, так нереально ярка и роскошна была обстановка. Колонны из кроваво-красного камня терялись в высоте, тысячи свечей освещали огромный зал, люди в разноцветных одеяниях в котором казались мазками краски на холсте. Все послушались Макту и явились на праздник в цветах гербов — ярких и сочных, как зрелые плоды. В ожидании выхода Короля они выстроились вдоль стен, образовав подобие сумасшедшей радуги. Вот Вако в темно-синем, Митто в сером, Гесси в изумрудно-зеленом, Дэви в багряном…
Три удара жезла церемониймейстера, и в главных дверях показалась невысокая, но внушительная фигура в алой мантии. Макта. Я успокаивающе погладила пальцы мужа, хотя собственное сердце било о клетку груди железным молотом. Макта. Я не видела его три года, со странного священнодействия с тенями в тронной зале старого дворца.
Макта вышел в центр залы, сопровождаемый шелестом одежд придворных, приседающих в глубоком реверансе. Когда он проходил мимо, я склонилась и замерла в неудобной позе, как все. А Король скоро остановился, раскинул руки, приветствуя собравшихся.
— Господа и дамы! Вернейшие из моих подданных! — едкие саркастичные слова камнями сыпались на наши склоненные в выражении покорности головы. — Почтим великого основателя Терратиморэ Лазара великим балом! Именно он создал землю страха такой, какая она есть, а я — смиренный и скромный его последователь. Я лишь иду по дороге, проложенной первым Арденсом, и где и когда будет конец этой дороге, не мне решать, — вам. — Я макушкой почувствовала его ледяной пронзительный взгляд.
— Вам, — задумчиво и немного печально повторил Макта и поклонился. Свет в зале погас — тени надвинулись из углов и потушили свечи. В темноте я нашла руку перепуганной Антеи и сжала ее, а муж обнял нас обоих. Вокруг шелестели одежды придворных и хрустели подагрические суставы сановных стариков, возвращающихся из глубоких поклонов в выпрямленное состояние.
— О чем говорил Король, мама? — шепотом спросила Антея. — Я ничего не поняла!
![Ирина Лукьянец - Академия Межмирья - Стать Ведьмой [СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
