Орсон Кард - Подмастерье Элвин
— Да, он всего лишь наполовину чернокожий. Но я воспитываю его белую половину и воспитываю так, как если б он был моим родным сыном. Мы назвали его Артур Стюарт.
Элвин сразу понял соль шутки:
— Да, по-моему, еще никто не награждал чернокожего младенца королевским именем.
— Не сомневаюсь, — улыбнулась она. — Ну все, иди, мальчуган. У тебя имеется долг перед погибшим братом, и не стоит тянуть с его возвращением.
Найти кладбище оказалось нетрудно, и Элвин с благодарностью отметил, что на могиле его брата Вигора стоит камень и ухожена она так же заботливо, как и все остальные. Здесь находилось всего несколько могил. На двух плитах стояло одно и то же имя: «Крошка Мисси» — и даты рождения-смерти, судя по которым девочки умерли еще в младенческом возрасте. На другом камне была вырезана надпись «Деда», вслед за которой шло настоящее имя и даты, свидетельствующие о долгой жизни. Четвертая могила принадлежала Вигору.
Он встал на колени у могилы брата и попытался представить, каким был Вигор. Наверное, таким же, как Мера, любимый брат Элвина, с которым Эл попал в плен к краснокожим. Вигор скорее всего был похож на Меру. Или, наоборот, Мера похож на Вигора. Оба не колеблясь шли на смерть ради спасения своей семьи. «Смерть Вигора спасла мне жизнь, когда я еще не родился, — подумал Элвин. — Он держался до последнего вздоха, чтобы, родившись, я стал седьмым сыном седьмого сына». Ведь обязательным условием было то, чтобы все предыдущие шесть братьев были живы. Такое же мужество, такую же силу и готовность к самопожертвованию проявил Мера, который, не убив ни единого краснокожего и чуть не погибнув сам, пытаясь предотвратить бойню на Типпи-Каноэ, принял на себя то же проклятие, что и отец с остальными братьями. Теперь и на его руках будет проступать кровь, если он не расскажет встречному незнакомцу истинную повесть о безжалостном убийстве ни в чем не повинных краснокожих. Поэтому, склонившись над могилой Вигора, Элвин почувствовал, будто бы сидит у могилы Меры, хотя Мера был жив-здоров.
Здоров, но не совсем. Подобно остальным жителям Церкви Вигора, он никогда не обретет мир и покой. До конца своих дней ему придется избегать ненужных встреч с путниками, чтобы не напоминать себе лишний раз о бойне, которая случилась одним летним утром. Теперь семье придется держаться друг за друга, за своих соседей, пока, как гласит проклятие, они не умрут. Им придется разделять стыд и одиночество, будто все они внезапно стали родными, все до единого.
«Все до единого, кроме меня. На меня проклятие не пало. И я оставил их».
Стоя на коленях над могилой Вигора, Элвин ощутил себя всеми брошенным сиротой. А он и есть сирота. Его отослали в подмастерья кузнецу, но что бы он ни сделал, что бы ни смастерил, родные все равно не приедут сюда, чтобы полюбоваться на труды его рук. Время от времени он будет возвращаться в тот мрачный, печальный городок, но даже это кладбище по сравнению с ним выглядит веселым лужком, потому что, хоть здесь и захоронены мертвецы, в городе, раскинувшемся поблизости, живет надежда, бурлит жизнь и люди там смотрят вперед, не оглядываясь на прошлое.
Элвину тоже придется смотреть в будущее. Он должен найти свой путь, должен стать тем, кем ему предназначено стать от рождения. «Вигор, брат мой, которого я никогда не встречал, ты умер ради меня. Только я еще не понял, почему так важно было сохранить мою жизнь. Но я обязательно выясню это, и надеюсь, ты будешь гордиться мной. Надеюсь, ты увидишь, что ради меня стоило умереть».
Когда в его голове не осталось мыслей, когда его сердце наполнилось скорбью и вновь опустело, Элвин сделал то, чего никогда не делал. Он заглянул под землю.
Нет, он не стал разрывать могилу. Дар Элвина состоял в том, что он мог почувствовать, что творится под землей, не прибегая к помощи зрения. Точно так же он умел видеть сквозь камень. Некоторые, конечно, могут счесть, что Эл, заглянув под землю, туда, где лежало тело его брата, осквернил могилу. Но только так Эл мог увидеть человека, который когда-то погиб, спасая его.
Поэтому он закрыл глаза, заглянул под почву и отыскал кости, лежащие в сгнившем деревянном гробу. В настоящем взрослом гробу — Вигор был крепким юношей, ведь вес его тела заставил развернуться огромное дерево, несущееся вниз по течению бурной реки. Но души Вигора там не было, и хотя Элвин предчувствовал подобный исход, он все равно был немножко разочарован.
Его внимание обратилось на маленькие трупики, от которых осталась кучка праха, затем на обтянутый кожей старый скелет человека по прозвищу Деда, похороненного всего год тому назад.
Однако другое тело было зарыто совсем недавно. Тело, могилу которого не венчал надгробный камень. Эта девушка умерла не больше дня назад, плоть ее туго обтягивала кости, и черви до нее еще не добрались.
Он даже вскрикнул от удивления — и от скорби, когда в его голову закралось непрошенное объяснение. Неужели здесь похоронена та девочка-светлячок? Ее мать сказала, что она убежала из дому, но беглецы очень часто возвращаются в отчий дом уже мертвыми. Иначе с чего бы матери так горевать? Родная дочь хозяев гостиницы похоронена без могильного камня — о, это говорит об ужасных, страшных вещах. Неужели, сбежав, она покрыла себя таким позором, что родители даже камень ей поставить не удосужились? Ведь над могилой всякого доброго человека стоит надгробие…
— Что с тобой, мальчуган?
Элвин поднялся, повернулся и оказался лицом к лицу с говорящим. Коренастый мужчина был невысокого роста, и его мрачный вид не располагал к беседам.
— Что ты делаешь на этом кладбище, парень?
— Сэр, мой брат похоронен здесь, — объяснил Элвин.
На мгновение человек задумался, и лицо его просветлело.
— Так ты один из того семейства. Но, насколько я помню, тогда их сыновья были одного возраста с тобой…
— Я тот самый малыш, который появился на свет в этом городке.
Услышав эту новость, мужчина распростер руки и заключил Элвина в объятия.
— Тебя, по-моему, назвали Элвином, — воскликнул он, — в честь отца. Здесь мы его кличем Элвин Мостовик, он нечто вроде местной легенды. Дай, дай я на тебя полюбуюсь. Седьмой сын седьмого сына вернулся, чтобы навестить место своего рождения и могилу брата. И думать нечего, ты остановишься в моей гостинице. Я Гораций Гестер, как ты можешь догадаться, и очень рад встретиться с тобой, хотя ты какой-то большой для своего возраста… сколько тебе, десять, одиннадцать?
— Почти двенадцать. Говорят, что я очень высокий.
— Надеюсь, тебе понравилась плита, которую мы поставили для твоего брата? Его здесь очень почитают, хотя встретились мы с ним только после его смерти и никогда не знали при жизни.
