Мэтью Гэбори - Сердце Феникса
– Это… поразительно. Вы утверждаете, что три года, проведенные там, прошли для меня даром?
– Как раз наоборот, мой мальчик. Законы рождают свободу. Работая под моим началом все эти долгие годы, ты позволил своему сердцу расцвести и окрепнуть, так что теперь оно сможет противостоять Священному Пеплу Истоков. Храни в душе наши уроки, но оставайся при этом самим собой. Феникс должен стать свершением человека, а не фениксийца.
– Мэтр, это я понимаю, но все же мне кажется странным, что вы употребили слово «погасить», в то время как мы говорим о Возрождении. Создается такое впечатление, что мне предстоит задуть огонь жизни…
– Конечно. Но как ты считаешь, страждут ли Фениксы именно той жизни, которую даешь ты? Не кажется ли тебе, что им хотелось бы намного большего?
– Я никогда не думал об этом.
– Вспомни о смерти двух твоих товарищей. Если бы наставников не оказалось рядом, пламя объяло бы всю Башню.
– То, о чем вы говорите, кажется мне похожим на Великое Объятие. На какой-то миг заключить Феникса в свое сердце…
– Что ж, возможен и такой взгляд на вещи. Но не вздумай когда-либо попытаться проделать подобное с имперским Фениксом. Это мгновенно убьет тебя. Ладно, – мэтр хлопнул в ладоши, – мне кажется, пора спать. Завтрашний день обещает быть долгим и нелегким.
– Благодарю вас, – с поклоном произнес Януэль.
– Ступай, ложись.
– Я отлично высплюсь в этом кресле! – воскликнул юноша.
– Это приказ, – с улыбкой бросил наставник, – не будем спорить.
Едва сомкнув веки, Януэль задумался о том, что поведал ему учитель. Мысль о противостоянии Священному Пеплу Истоков скорее воодушевила его, чем возбудила опасения. Собственная смерть страшила его куда менее, чем возможное поражение. Если он потерпит неудачу, то Феникс-Хранитель будет пребывать в кристаллах Священного Пепла… Жизненный путь Януэля привел его к фениксийцам, а ныне к тем вратам, за которыми скрываются далекое прошлое, игра судьбами Миропотока. Для него не столь важно увидеть через посредство Феникса Истоки Времен. Прежде всего нужно сосредоточиться на том, как взглядом перенести Хранителя в Миропоток. Семь проведенных им ритуалов Возрождения были знаменательными и, как сказал наставник, плодотворными. Уже засыпая, Януэль улыбнулся при мысли о том, что накануне самого важного в его жизни Возрождения он испытывает почти то же самое, что женщина накануне родов…
ГЛАВА 9
Януэль проснулся на заре от восхитительного запаха горячего хлеба. Потирая веки, он едва не подпрыгнул от удивления, обнаружив, что у самой его постели тихо переговариваются двое.
– Что вы здесь делаете? – приподнявшись, спросил он.
В повернувшемся к нему мужчине Януэль узнал жреца, сопровождавшего их с наставником в крепость. Одет он был точно так же, как накануне. Его собеседник, подросток с бледно-восковым лицом, был облачен в ливрею императорского дома. Он держал большой серебряный поднос, заставленный всяческой снедью.
– Счастлив тот, кто встает вместе с солнцем, – приветствовал его жрец. – Мне поручено позаботиться о вас в преддверии вечера.
– А где мой наставник?
– Он должен предстать перед императором.
– Когда же я его увижу?
– Сегодня вечером после ритуала Возрождения.
– О чем тут говорить, я должен увидеться с ним раньше! – возразил Януэль.
– Для меня это неожиданность, – заявил жрец. Он забрал поднос у слуги, велев ему удалиться, а сам приблизился к Януэлю.
Юноша не мог отвести взгляда от полураскрытого клюва и пушистого оперения, покрывавшего шею служителя Грифонов.
Присев сбоку на ложе возле Януэля, тот произнес, ставя перед ним поднос с завтраком:
– Меня зовут Сол-Сим. Ешьте вволю. Вот это свежий хлеб с имбирем. А там грушевый пирог и пирожки с различной начинкой. – Открыв графин, он наполнил хрустальный бокал золотисто-янтарной жидкостью. – Апельсиновое вино. Идеально для пробуждения.
Януэль притих. При мысли, что он не увидит наставника до самого вечера, юному фениксийцу сделалось вдруг одиноко.
– Простите, что осмеливаюсь настаивать, – тихо произнес он, – но мне необходимо сказать учителю несколько слов.
Рассеянно теребя накидку, жрец прищелкнул клювом:
– Боюсь, что это, скорее всего, невозможно. Повторяю, ситуация требует, чтобы он находился возле императора.
– Но что произошло? – спросил Януэль, едва ли не целиком заглатывая пирожок. Несмотря на испытанное им разочарование, аппетит все же давал о себе знать, желудок просто сводило от голода.
– Просто император должен быть уверен, что фениксийцы будут до конца поддерживать его.
Януэль с упреком возразил:
– Но фениксийцы повинуются лишь Завету.
– Вот именно. Но в данном случае речь идет не о том, кому мы повинуемся, – добавил жрец с внезапной суровостью, – а о том, против кого мы боремся.
– Вы имеете в виду… харонцев?
Нежные перышки, покрывавшие шею служителя Грифонов, взъерошились, как от резкого порыва ветра.
– Да, проблема в Харонии. Это бросает на празднество печальную тень.
– В Башне мы не говорили о подобных вещах, – признался Януэль.
– Остается лишь сожалеть об этом, – бросил жрец, переводя взгляд на пепел в камине.
Януэль ощутил в его интонации неприязнь. Кажется, несмотря на внешнюю заботливость, он невысоко оценивал фениксийцев. Движимый желанием защитить своих, юноша заметил:
– Чтобы всецело посвятить себя Фениксам, мы должны удалиться от мира.
Жрец, казалось, колебался, стоит ли продолжать разговор. С одной стороны, в его обязанности входило заботиться о прибывших фениксийцах, сделав их пребывание в имперской крепости приятным, с другой – он не предвидел, что в разговоре придется затронуть столь болезненные темы. Таким образом, вежливость и гостеприимство пришли в противоречие с необходимостью высказать свои истинные чувства.
– Мне понятно ваше стремление отстраниться, мессир, – с поклоном произнес он, – но времена меняются. Темные Тропы уже проникли во все царства, и никто во всем Миропотоке, даже фениксийцы, не может закрывать на это глаза.
Темные Тропы… Все живое в Миропотоке испытывало ужас при одном упоминании об этих проклятых путях, тянущихся от Харонии.
Морозными ночами они возникали на поверхности, прикинувшись тихим переулком или обычной деревенской дорогой. Харонцы использовали эти мрачные призрачные пути, чтобы разрушить и опустошить города и целые области, после их нашествия там оставались лишь груды мертвых тел. Немногие уцелевшие, которым довелось видеть жестокую гибель близких, сходили с ума.
Жрец, принявший молчание Януэля за согласие, продолжал:
