Джей Лейк - Зеленая
— Я учусь.
— Хорошо. — Федеро взял меня за руку. Несколько раз повернул ее туда-сюда, осмотрел запястье, пальцы, ладонь, тыльную сторону ладони. — Ты хорошо учишься?
— Одни уроки труднее, другие легче.
— Которая из наставниц нравится тебе больше всего?
На миг я позволила себе улыбнуться по-настоящему:
— Танцовщица!
Он улыбнулся в ответ:
— Хорошо!
— У меня есть вопрос. — Мне до сих пор не хватило духу спросить ее саму.
— Можешь его задать, — сухо ответил Федеро.
— Почему у всех наставниц есть имена, а у нее нет? Только название профессии… — «Да и то не совсем точное», — подумала я.
— Хороший вопрос. — Федеро слегка склонил голову, и я увидела у него под глазом красное пятно, как будто его ударили. — Она принадлежит к немногочисленному племени, которое обитает далеко отсюда. Пардайны не открывают свои имена даже друг другу. У них в обычае — они называют его тропою душ — держать в тайне свою подлинную сущность. Говорят, их души так глубоко запрятаны, что живут в переплетении троп других пардайнов еще долго после того, как умирает тело. — Федеро пожал плечами. — Как бы там ни обстояло дело с их душами, многие предпочитают называться по роду занятий. Иным дают имена по цвету глаз или по любимому блюду.
— У меня нет имени. — Хотя когда-то было. — Но моя сущность вовсе не скрыта. Наставницы все время следят за мной со всех сторон. Они переделывают меня постепенно, каждый день.
На моих глазах его радость улетучилась, как птица перед грозой.
— Это не урок, который можно выучить. Ты и она отличаетесь, как звезды от ламп в твоем доме.
— И звезды, и лампы освещают ночь.
Он быстро погладил меня по голове:
— Никогда не забывай, кто ты.
— Я не твоя, — ответила я на родном языке.
— Молчание — твой друг, — ответил он на том же языке.
Я смотрела ему вслед. Федеро побрел к дому, чтобы побеседовать с госпожой Тирей. Вскоре вернулась госпожа Леони, и мы продолжили занятие.
Иногда уроки бывали весьма необычными. Читая книги госпожи Данаи, я наткнулась на одну сказку, которую рассказывали по-разному. Истории о богах, которые повторялись в разных формах и переходили из книги в книгу, сами по себе служили для меня откровениями; они казались мне священными знаниями, изложенными достоверно и умело.
Первой я прочла, если можно так выразиться, мужскую историю о богинях, которые посвятили себя заботе о женщинах. Гораздо позже та же самая история стала привлекать меня совсем по-другому, но вначале меня поразила изложенная в ней картина мира.
Сказка отцаДавным-давно весь мир был садом, в котором произрастали все племена и твари. За ними ухаживали и присматривали титанобоги. Отец Солнце, первый среди них, каждый день гулял по саду и огороду и проверял, здоровы ли побеги и молодые ростки. По ночам приходила Матушка Луна; она подрезала побеги и собирала урожай.
Их третьей дочери, которую звали Страстью, позволено было играть среди деревьев, на которых росли рыбы, и лиан, на которых росли птицы. Однако ей запрещали и близко подходить ко всем созданиям, покрытым мехом или волосами.
— Твоя природа пробудит их раньше времени, — говорила Матушка Луна, когда они пировали в голубом Небесном чертоге. — Играй с холоднокровными и бездумными крылатыми, которые не ощутят твоей силы.
— Так несправедливо, — жаловалась Страсть, как всегда жалуются дети.
— Ничего справедливого на свете нет! — грохотал Отец Солнце. — Мы радуемся, если нам удается просто установить порядок в этом мире, не говоря уже о справедливости. Твой брат Время тоже жалуется, что ему не дают играть с деревьями, на которых растут рыбы. Он бродит вдоль шпалер, на которых растут одушевленные, и тоже хнычет и требует справедливости.
Страсти хотелось заниматься именно одушевленными — двурукими, двуногими, обладателями замечательных густых запретных волос. Хотя их глаза еще не открылись и души еще не расцвели, Страсть представляла, как будет обнимать их одного за другим, прижиматься губами к их губам, ласкать их тела. Ей хотелось тоже повиснуть на шпалере и во весь голос прокричать о своем вожделении двоюродным сестрам — звездам.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — шептал ее брат Время. — Погоди, я тебе помогу.
— Все «погоди» да «погоди», — шептала в ответ Страсть. — А я хочу сейчас!
— Моя сила в течении, а не в осуществлении, — отвечал Время с улыбкой, сулящей что-то неведомое. — Поверь мне, все у тебя будет.
Страсть никак не могла не думать о мужчинах с кожей всех цветов, а также о великанах, эльфах и их ближайших родичах. И вот как-то раз она поднялась к Времени на его наблюдательную башню в такой час, когда Отец Солнце и Матушка Луна уединились, чтобы ублажить друг друга под одеялом из облаков.
— Ты обещал мне помочь!
Время ответил улыбкой, в которой читалось еще больше обещания.
— Исполни мою мечту — ляг со мной, а взамен я подарю тебе много часов, когда ты сможешь украдкой возлежать в саду со своими одушевленными.
— Лечь с тобой? — Страсть рассмеялась. — Ты еще подросток со впалой грудью и глазами темными, как сны Дядюшки Океана! — Она дотронулась до своих пышных грудей, приподняла их под сорочкой, словно в насмешку. — Зачем мне делиться с тобой моими дарами?
Время снова улыбнулся. Обещание на его лице стало очень большим.
— Затем, что Страсть всегда уступает Времени. У младенца Страсть отсутствует, в ребенке еще не сформировалась, в юности она требовательна, в пожилом возрасте неосуществима. Подаренные мною часы вернутся тебе стократно в том мире, который настанет, когда отец и мать разбудят сад!
Тогда Страсть сняла с себя сорочку и показала свое тело брату Времени. Она была воплощением женственности; волосы ее переливались всеми цветами радуги, глаза сверкали так ярко, что вовсе не имели цвета, губы были полными и манящими, как цветок лилии между ее ногами, кожа гладкая, как только что созревший персик. И хотя Время был узкогруд и бледен, а его мужское орудие не было очень большим, он, в силу своей природы, мог целую вечность оставаться готовым к любовным утехам. Долго он наслаждался в постели со своей сестрицей. Наконец, ее крики удовольствия сменились мольбами о пощаде. Ибо даже Страсть в конце концов умеряет аппетит.