Алина Илларионова - Оборотни Его Величества
Вернулся Дан с тарелкой серого малоаппетитного студня и, потерев руки, стал мазать хлеб резко пахнущей кашицей.
— Что это такое?
— Холодец с хреном. Хочешь? — Дан вонзил зубы в ломоть и внезапно задышал чаще, на глазах выступили слёзы. Печальный опыт пришёлся ему по вкусу, и, хлебнув из чарки, второй раз кусал ещё жаднее.
— Спать будешь на другой кровати! — пригрозила девушка, наблюдая, как приличный внешне парень с наслаждением давится жгучей гадостью.
— Я и так собирался.
— Могу предложить свою, — подмигнула быстроглазая блондинка, ставя перед Ирэн тарелку с жареной подошвой. Причём, подошва отвалилась сама, в луже, и её даже вымыть поленились.
Табачный дым. Духота. Гнусный жар от немытых смердов. Дан, выходящий из-под контроля и цепляющийся к каждому слову. Горелое мясо, поданное нарочно. Белобрысая подавальщица, нагло строящая глазки чужому аватару. Негодяйка догадалась, что «барды» в ссоре, и решила своего не упускать. Всё опротивело в один момент!
Ирэн не желала подчиняться правилам чужестранных скотоводов и землепашцев, тем более делиться с ними чем-либо своим.
— Ты ошиблась столиком. Принеси мне мясо и крабовый салат, а это — отдать собаке. И поживее.
Подавальщица поджала губы, обижено глянула на аватара, но тарелку унесла без возражений. Кто платит — тот всегда прав, так говорила нянюшка.
— В чём опять дело? — Дан невозмутимо промокнул губы салфеткой.
— В том, что мясо горелое. И она это сделала нарочно… — Ирэн покосилась на четвёрку амбалов в углу. Теперь они смотрели на кэссиди, как на подошву в тарелке.
— Нет, это я попросил вывалять мясо в сухарях. Думал, тебе понравится. А крабов здесь не подают, извини. Даже для раков не сезон, — Дан подался ближе и перешёл на шёпот. — Давай ты просто поужинаешь и уйдёшь спать. Ты устала, у тебя ножка болит…
Только сейчас, разомлев в тепле, Ирэн поняла, что действительно вымоталась страшно, однако пару часов потерпеть ещё можно. Нога не болела, а жалобно охала при неосторожном движении, но это ерунда по сравнению с приступами головной боли, к которым девушка привыкла сызмальства. Вдобавок, уступать Дану нельзя ни на шаг. Как тут говорят: стоит дать палец понюхать — оттяпают по ляжку!
— Я не устала… А что, аватар по себе судит?
— Иди спать.
— Ты мне приказываешь, аватар? — на грани слышимости прошипела Ирэн.
— Цыц, наследница. Пока что я прошу Вас по-хорошему…
— По-хорошему отвечаю — нет.
Долгий внимательный прищур из-под соболиных бровей наверняка свернул с пути не одно затрепетавшее сердце, но Ирэн сама пользовалась такой методикой. За безмолвным поединком следил весь зал — вот-вот начнут делать ставки. Противник приподнял бровь, будущая ксарица позиций не сдала, вскинула обе. Внезапно она поняла, что полукровка ворожит. Только не действовало. Дан, похоже, сам удивился и сморгнул.
— Ладно, — положил ладони на стол.
Поднялся. И нагло совершил государственное преступление, за что любой другой остался бы без головы!
Он схватил будущую кэссарицу поперёк талии, плюхнул животом на плечо и так, практически вверх тормашками, потащил вон. Висеть было неудобно, унизительно, вдобавок волосы лезли в глаза и забивали рот. Ирэн фукнула прядью и попыталась лягнуться. Тщетно. Дан засвистел нечто легкомысленное — послышались возгласы одобрения.
— Как ты смеешь…
— Цыц, женщина.
— Пусти, сме-ерд…
— Цыц. Угомонить тебя будет непросто, но я постараюсь, — Дан звонко шлёпнул по монаршей ягодице, кэссиди пискнула и обмякла. Так и пришлось болтаться кишкой под улюлюканье чужестранных скотоводов и землепашцев.
В комнате Ирэн поставили на ноги, и голова на несколько мгновений закружилась. Перед глазами поплыли разноцветные кольца, в ушах зазвенело. Равновесие удалось удержать самой, даже успеть отпихнуть протянутые руки. Хотелось бы размахнуться да как следует приложить в ухо этого отпрыска ламии, кровососа ушастого, но… мало ли. Настроение пьяненько ухмыляющегося парня совсем не нравилось.
— Что ты себе позволяешь? — тон был в меру спокойным.
— Поступил, как поступали твои предки. Скажи спасибо, что не оглушил табуретом. А теперь я сделаю то, на что ты сама напросилась.
— Только посмей! — Ирэн лихорадочно огляделась в поисках оружия поувесистей, но в пределах досягаемости была лишь подушка. Бросок в сторону — но вместо подушки пальцы скользнули по краю покрывала, а ноги зависли в воздухе. Ирэн брыкалась, как могла, схваченная на подлёте к кровати.
— Я поставлю тебя в угол! — голос негодяя пылал торжеством.
Что?!!
Перед носом оказалась паутина. Сбросив нахальные лапищи, Ирэн обернулась.
— Ты мандрагоры объелся?! — от изумления она не смогла даже толком выругаться.
— Нет, а вот с тобой всё время что-то не так. Те четверо парней за столиком — братья девушки, которую ты оскорбила у них на глазах.
— С чего ты взял, что братья?!
— Она сказала. Между прочим, обещала помочь нам с одеждой.
— Ничья помощь нам не нужна!
— Перестань нарываться, Ирэн. Они — местные, а мы — пришлые. Разницу видишь?
— Разницу со смердами? Да, вижу! — Ирэн топнула ногой.
Глаза полуволка налились опасной желтизной, заставив отшатнуться в самый угол.
— А я вижу заносчивую невоспитанную девчонку! Увы, меня рядом не было, пока ты лежала поперёк лавки, но ничего. Надеюсь, ещё не всё потеряно. Постоишь часик, подумаешь над поведением. Выйдешь — проблемы твои. Я ещё гороха в угол насыплю.
— Какого…
— Сушёного.
Ирэн захлопала ресницами, решив, что аватар бросит придуриваться и уйдёт. Он действительно ушёл, заперев дверь снаружи. Вот мерзавец! Стоило оказаться в Неверре, как тут же возомнил себя хозяином положения… Да, решил, что может указывать, потому что сильнее. Потому что уже не валяется на кровати пластом. А кто вытаскивал его из тюрьмы для смертников? Кто побег спланировал?! Теплоход чужакам предоставил?!!
Кэссиди злилась, тупо разглядывая занозы на досках обшивки. В комнате скреблось, и понятно, что не белые кролики. А у неё дома остался крокодильчик Коша, маленький, безобидный, и защитить его может только нянюшка, которую саму надо защищать. Лемма сказала, что знает надёжное место, где смогут укрыться оба.
И отец остался совсем один, такой же беззащитный перед Одарёнными. А потом, когда всё закончится, кэссарице придётся сказать: «Прости, отец. Ты низложен.» Тяжело ли будет или слова сами сорвутся? Только Боги знают. Но придётся, да. Впрочем, кэссарь поймёт только то, что теперь почти всё время сможет экспериментировать с механизмами. Для него так будет лучше.
