Денис Юрин - Герканский кабан
Без визита к цирюльнику было не обойтись, хоть Штелер и опасался, что ухоженного да причесанного его легко смогут узнать бывшие сослуживцы. Когда бритье да помывка остались уже позади, моррон долго не решался взглянуть в зеркало, но то, что он в конце концов увидел, его отнюдь не расстроило. Когда-то лоснящееся, округлое лицо осунулось и похудело настолько, что он сам не признал в себе еще недавно упитанного и довольного жизнью полковника.
Последний этап оказался наиболее сложным, отнял массу времени и сил. В одежде ремесленника не пускают во многие заведения, да и если появишься в центре города, то у бдительной стражи непременно возникнут вопросы. Поскольку Штелер не знал, куда его нелегкая занесет и где он вскоре окажется, то срочная смена платья была жизненно необходима.
Портных в Денборге оказалось не столь уж и много, большинство из них позакрывали лавки, как только наступили трудные времена. Колонию лихорадило, в воздухе витало что-то, но вот только никто не мог понять что. Состоятельным горожанам было не до новых нарядов, дворяне привезли сундуки с модными платьями с собой, а на солдат и офицеров не стоило рассчитывать. Военные – плохие клиенты, ходят только в мундирах и платят за покрой сущие гроши, а чуть что не так, не стесняются дать зуботычину. Одним словом, преобразившемуся путнику пришлось основательно побегать, прежде чем он нашел открытую мастерскую.
Двое стареньких портняжек, говоривших с мяукающим виверийским акцентом, неохотно взялись за дело, но зато довольно умело набили цену. Штелеру пришлось основательно переплатить и за срочность заказа, и за якобы виверийский материал наилучшего качества (а из другого мастера не шили), и за быстрые сроки исполнения. К тому же примерка была столь утомительной, что бывший комендант уже на втором часу мучений ощутил упадок сил и острую необходимость что-нибудь съесть.
Лишь к вечеру, после пяти долгих часов утомительных примерок и душевных мучений, связанных с выслушиванием далеко не деликатных реплик в адрес его нестандартной, непропорциональной, несуразной фигуры, моррон вырвался на свободу. Хоть парочка и прожужжала ему уши, какие они великие мастера, новая одежда сидела ужасно: штаны висели мешком в коленях, но плотно обтягивали ягодицы, весьма стесняя движение. Кафтан был узковат в плечах, но зато руки свободно болтались в широких и длинноватых рукавах. Плащ оттягивал плечи назад, широкополая шляпа постоянно сползала набок, а перчатки сжимали пальцы не хуже тисков палача.
В другое время и при других обстоятельствах Штелер собственноручно придушил бы портняжек, но, к несчастью, он не мог откликнуться на отчаянную мольбу своей оскорбленной души о возмездии. Пострадавшего за собственные деньги успокаивало лишь то, что других мастеров ему все равно было не найти и что он довольно быстро справился со сложной задачей. Внешне выглядел костюм вроде бы неплохо, как раз так, как он и хотел, а многочисленные дефекты халтурного покроя можно было и потерпеть.
В изрядно отощавшем кошельке еще позвякивало около сорока серебряных монет и примерно столько же кругляшей презренной, медной мелочи. На улице стемнело, вот-вот должны были зажечься фонари. Наступила пора подумать о сытном ужине и о ночлеге. Проголодавшийся моррон не без оснований счел все задачи на этот день выполненными и, решив не экономить на еде, отправился на поиски подходящего заведения.
Как назло, везде было многолюдно, значит, ему не дали бы спокойно насладиться вкусной едой, которую он уже так давно не пробовал. В пустом желудке постанывало и урчало, а все трактиры поблизости, как назло, были забиты гуляющей, шумной солдатней. Проходя мимо переполненных служивыми заведений и втягивая носом призывные ароматы, идущие с кухонь, Штелер очень пожалел, что на нем сейчас нет мундира с полковничьими эполетами. Тогда бы он зашел в первый попавшийся по дороге трактир и, быстро наведя порядок в рядах пьяных солдат, а говоря проще, выгнав их взашей, смог бы утолить пожиравший его изнутри, сводящий с ума голод.
У новой жизни было множество недостатков, но тем не менее она Штелеру все-таки нравилась. Он странствовал пешком, а не разъезжал в карете, часто не бывал сыт, да и видок у него до недавних пор был подобающий нищему попрошайке-бродяге. В его голове часто происходило что-то непонятное, что можно было легко назвать помешательством. Он видел то, что для других оставалось незримым, постоянно слышал голоса и боялся, страшно боялся этих внезапно появляющихся и быстро проходящих галлюцинаций. Однако минусы были ничем по сравнению с тем, что он уже получил. Он был почти бессмертен (товарищи предупреждали, что моррона можно убить) и абсолютно свободен! Он находился вне привычных норм и правил, руководствовался не приказами и не законами, а наивысшими интересами общества, которые порой сам же и определял. Он больше не должен был лебезить перед генерал-губернатором и мог не бояться въедливых, самовлюбленных, алчных ревизоров из Мальфорна. В бытность комендантом он был тем, кем ему довелось стать, теперь же он мог превратиться в того, в кого б захотел, или попробовать жить разными жизнями. Зачем далеко ходить? Вот, к примеру, сейчас! Всего несколько часов назад был презренным бродяжкой в драных штанах, а теперь выглядит как состоятельный горожанин. А что будет завтра? Бывший полковник сам этого не знал. Жизнь текла и изменялась, подобно бурной, горной реке, а не застаивалась, как гнилое болото.
– Эй, любезнейший! – внезапно прервал плавное течение приятных мыслей громкий окрик. – Темнеет ужо, шли б вы домой! Небезопасно становится.
Штелер оглянулся. Задумавшись, он и не заметил, как буквально прошел сквозь патруль. В нескольких шагах стояли семеро стражников в полном боевом облачении и с насмешкой смотрели на витавшего где-то в облаках зеваку, то есть на него.
– Небезопасное время вы выбрали для прогулок, милейший! Да и по сторонам не мешало б смотреть! На злодеев натолкнетесь, что делать-то будете?! – назидательно проворчал обратившийся к нему ранее сержант и, махнув рукой, отдал приказ солдатам двигаться дальше по намеченному маршруту.
Моррон был полностью согласен с усатым сержантом, он проявил непростительную беспечность: погрузившись в мысли, отвлекся от главного – поиска пищи и забрел неизвестно куда. Вокруг толпились дома, но серые, невзрачные. Этот квартал был плох даже для постоя проштрафившихся солдат, но тем не менее патрулировался стражей, значит, находился где-то недалеко от центра. Вспомнив направление, в котором шел, Штелер осмелился предположить, что находится сейчас между Гвиндерской и Андонской площадями, то есть неподалеку от северного рынка.
