Анна Мичи - Шагни в Огонь. Искры (СИ)
Ацу посмотрел на бесстрастное лицо Виллиэ. Вот в чём секрет успехов нинъе. Эта тварь так же недолговечна, как ночная бабочка, и торопится скорее узнать жизнь. Вот и всё. Жалкое существо всего лишь тщится прожить отведённый ему срок.
Паршивое отродье.
– Опять же вернёмся к точке зрения государства. Вы, без сомнения, знаете, что браки между народами запрещены. Кто сможет сказать почему?
Взгляд Ониреи-илиэ вновь забегал по ученическим макушкам. Остановился рядом с Ацу.
– Намари? – интонация была приказательно-вопросительной: Сельви не искал случая ответить.
– Говорят, что от элхе и нинъе рождаются чудовища, – голос соученика звучал неуверенно.
– Это знание, трансформировавшееся в поверие, – кивнул учитель. – Если ребёнок и появится на свет, что само по себе сопряжено с немалыми трудностями, то вероятность полного отсутствия у младенца каких-либо уродств – не более десяти процентов, а гарантии о его благополучном развитии не может дать никто. По ряду физиологических признаков пара элхе и нинъе практически неспособна дать здоровое потомство. Они несовместимы.
Да они изначально уроды. Как Огонь позволил таким появиться?
– Поэтому, чтобы обезопасить страну от нежизнеспособных мутантов, законом и запрещаются браки между народами. И процент выживших полукровок в населении Огненного материка составляет не более четырёх целых, трёх десятых. Девяносто девять процентов из них – стерильны. Впрочем, мы углубляемся в весьма объёмистую тему. Боюсь, мой урок не в состоянии дать вам исчерпывающие сведения о физиологии нинъе. Попробуйте спросить на лекции животноведения.
Последние слова Ониреи-илиэ упали в тишину – и сразу вслед за ними, словно момент этот тщательно выверили, раздалась мелодия: первые ноты гимна Огню, сигнал об окончании урока.
Класс, превратившийся в шумную нестройную толпу, вывалился из аудитории. Ацу оглядел соучеников, выискивая кого-нибудь в попутчики и сотрапезники: после урока мироведения наступал обеденный перерыв.
К Ацу подбежал Тардис и, не теряя обычной своей живости, ещё издалека воскликнул:
– «Спросите на животноведении», ты слышал? Ха-ха, как будто нинъе – птица, там, или мышка для опытов!
– Крыса он, – грубо бросил Ацу, сам не ожидая от себя подобной вспышки.
Повернулся, чтобы идти вперёд, замечая золотоволосую макушку Сельви совсем рядом – нагонит.
И увидел нинъе.
Тощий мелкий крысёныш появился из дверей соседней аудитории, где только что, Ацу знал это точно, закончился урок второго младшего курса.
Значит, это правда. Нинъе и в самом деле суёт нос на лекции старших.
Маленькое ничтожество.
– Смотри, вот и он! – Тардис дёргал Ацу за плечо, беспокойно кривясь и подмигиванием указывая на нинъе.
– Вижу, – холодно отозвался подросток.
Жёсткая ледяная злость трепетала где-то в горле, жгла, заставляя голосовые связки сжиматься. Перед глазами расплывалось всё, утекая за поле зрения, только в центре удивительно чётким и ясным виделось лицо мелкой крысы.
Нинъе смеялся, разговаривая с каким-то глупцом из второго младшего. Смеялся. Разговаривая с элхе. Грязная тварь.
– Эй, ты, – Ацу не заметил, как изо рта вырвалось презрительное обращение.
Нинъе удивлённо поднял глаза, уставился на подошедшего.
– Смотрите-ка, грязная крыска, – прошипел Ацу сквозь зубы, смеривая взглядом недоростка. – Замешалась среди избранного народа, думает, что сможет притвориться элхе, видит сны о признании и могуществе.
В тусклых зеленоватых глазках нинъе мелькали огоньки. Мальчишка щурился, глядел исподлобья, дышал тяжело. Но молчал.
Ацу усмехнулся.
– Несчастное отродье, – сказал, словно сплюнул. – Отживай скорее свой жалкий срок, сдохни и избавь наш мир от своего присутствия. И от своих сородичей заодно, пропадите вы все. Голодные тощие крысы.
Бешеный огонь в глазах крысёныша грел душу. Яростным пламенем растоплял ледяную хватку злости.
– Жалкая тварь, – почти нежно произнёс элхе. И улыбнулся, утопая в свирепом блаженстве.
Нинъе молчал.
***
Вдох. Глубокий, медленный. Руки поднимаются вверх. Выдох. Остановились. Вдох, плавный, неторопливый. Нацелиться. Выдох. Остановиться. Вдох. Вечный, нескончаемый, мир вливается в лёгкие. Мишень несётся навстречу, застывает в глазах чётко очерченным кружком. Тетива дрожит от напряжения. Ствол стрелы плотно прилегает к щеке. Воздух... мир... вдох...
Выстрел.
Удар. Ответ поражённой мишени – эхом по сердцу.
Ацу опустил руки. Вернул лук в ритуальное положение – левая ладонь у бедра, сошёл с места, поклонился мишени. Несколько шагов, ещё один поклон – символу Огня.
И выход – за пределы стрельбища.
Всё.
Теперь можно расслабиться.
– Тренировка к празднику весеннего равноденствия? – его встретил голос Сельви, как обычно, тихий и флегматичный.
Вместо ответа Ацу кивнул.
Сокурсник тоже пришёл тренироваться – чтобы понять это, достаточно было взгляда на его наряд: белый ворот запахнутого на правую сторону «инги», длинные просторные штаны ритуального одеяния «самайе».
Тот же костюм, что на Ацу, – одежда для тренировок в стрельбе. И высокий изогнутый лук в левой руке – красавец «Листе», верное оружие Сельви.
– В этом году наша очередь предстать перед Огнём, – продолжал сокурсник. – Должен признаться, меня весьма беспокоит наше выступление. Не хотелось бы опозориться.
– Чем больше времени уделять тренировкам, тем легче будет впоследствии, – философски пожал плечами Ацу. Двинулся мимо Сельви, вернул лук в стойку, присел на колено – расшнуровать перчатку на правой руке. Пора сходить за стрелами, последнюю Ацу только что всадил в мишень.
– Ацуатари, – услышал снова бесстрастные слова соученика, – в празднествах нам будут помогать первый и второй классы. Как мы сами помогали старшим ранее. Среди них и тот самый новенький.
Стаскивая с ладони кожаную перчатку – скорее просто напалечник, чтобы тетива не резала большой палец, Ацу молчал, предоставляя Сельви высказаться до конца.
– Тебе не кажется, что ты безосновательно строг к нинъескому ребёнку?
Ноздри шевельнулись, словно в лицо ударила вонь. Ацу бережно положил перчатку на низкий столик поблизости, стремительно поднялся. Глаза сами по себе сузились, наполняясь презрением.
– Я не стану мешать ему выполнять своё дело, – сухо произнёс элхе. – Пусть ведёт себя как должно первокурснику.
– Он не делает ничего недостойного.
