Алексей Андреев - Охота на Крыс
Но новостей было мало. Потратив два часа на разговор с Олафом, Винт узнал, что схваченные ночью раскосые пленники на допросе молчат как рыбы. Языки развяжутся не иначе как к вечеру, так как чарам для развязывания языка нужно время. Кроме того, пятеро «братьев», пришедших с франком, да и он сам, умерли ночью. В горячке и спешке дружинники не заметили пузырька с ядом, и вся шестерка успела выпить отраву, прежде чем стража заподозрила неладное.
Распрощавшись с варягом, Винт весь день мотался по городу в поисках амулета, срезанного с убитого в переулке. Но все скупщики краденого добра только разводили руками. Не видели, не приносили, нет, амулетов уже почти месяц не было, — вот и все, что смог от них добиться Ратибор. Правда, вечер принес приятный сюрприз: придя к лекарю, Винт узнал, что его служба по охране дома, похоже, близится к концу.
Константинус исследовал содержимое бутылочки с эликсиром долгой жизни, полученной от графа Гуго. Лекарь, несмотря на свою любовь к застольям, уже определил все составляющие драгоценного эликсира и теперь бегал от радости по горнице, и под тяжестью его туши тяжко стонали половицы. Слуга и повар были направлены на рынок за провизией для праздничного ужина, а двое учеников лекаря — в аптеки и на тот же рынок за необходимыми компонентами.
Константинус поделился своей радостью с ведьмаком, но даже теперь, в миг своего торжества, лекарь свято держал язык за зубами, лишь повторяя снова и снова:
— Не будь я Константинус Макропулос, я это сделал! От меня не уйдешь! Они хранили его века, а я узнал за три дня!
Но радость ведьмака оказалась преждевременной. Задав вопрос, сколько времени потребуются еще его услуги, Винт был поражен ответом лекаря:
— А, ерунда, думаю, еще недельки три или четыре. Может быть, пять. Теперь необходимо узнать, какая из 1800 — единственно верная. В остальных же случаях…
Тут он внезапно замолчал и внимательно посмотрел на Ратибора. Что прочел лекарь на неподвижном лице ведьмака, так и осталось загадкой, но в следующий миг пухлая ладонь с силой хлопнула ловкача по плечу:
— Так что месяц спокойной жизни нашим купцам и ростовщикам гарантирован. Может, больше, может, меньше. Небось уже прикидывал следующее дело, а?
Тут Константинус вновь посмотрел на Винта, и на секунду ведьмаку почудилось, что взгляд маленьких глазок из-под нависших бровей проколол его насквозь. Лекарь повел из стороны в сторону своим исполинским носом и заговорил неожиданно серьезно:
— Может, я смогу помочь? Прошу, говорите, почтенный Винт, не стесняйтесь. Сегодня у меня день радости, я хочу радоваться не один. Что вас беспокоит? Какой тайный недуг грызет вас изнутри? Тут мне виднее, у меня нос длиннее.
Лекарь повторил свою любимую фразу и зашелся в гулком хохоте. Неожиданно что-то подтолкнуло Ратибора, и, внезапно решившись, ведьмак задал свой вопрос:
— Почтенный, у меня есть одно затруднение. Я не буду касаться предмета вашей гордости, я не люблю совать свой нос куда не следует. Некоторое время назад…
Он на миг замялся, упоминание о длинном носе прозвучало прямым намеком, но лекарь засмеялся и, вновь положив руку ему на плечо, мягко проговорил:
— Вам нужно узнать тайну какого-то яда? Говорите смело, это будем знать лишь мы вдвоем. Врачебная тайна священна.
Неожиданно Константинус прекратил смеяться и напряженно, медленно, через силу спросил, и каждое слово причиняло ему боль:
— Кажется, я понял. Вы хотите знать состав того огня, который убил моего и вашего друга? Ты хочешь знать, кто убил Горюна. Что ж, тут я смогу тебе помочь. Ты не убийца, ты вор, вор из воров, но кроме этого ты воин. Гуго не пошлет ко мне мелкую шваль. Я видел твои глаза там, когда…
Не закончив фразы, он махнул рукой. Ратибор молча ждал. Наконец, словно собравшись с мыслями, лекарь продолжил:
— Я не знаю, кто залил огнем раненых и умирающих. Я знаю, кто сможет тебе помочь, кто разбирается в таких вещах. Когда Горюн умирал, из его ран, покрытых песком, я извлек немного этого…
Лекаря передернуло от отвращения, и Винт рискнул его перебить:
— Почтенный, это был греческий огонь? Тайну которого…
— Греческий огонь, греческий огонь. Заладили: греки, греки. Я видел раны от огня Калинника, который все называют греческим огнем, и прошу уж мне поверить, они не отличаются. Ожог — всегда ожог. А вот состав, превращающий человека в кусок горелого мяса, тут явно другой. Я могу по остаткам вина определить, что за яд был в бокале, и определить его состав. Но здесь…
Константинус подошел к столу, плеснул вино по кубкам, и они молча помянули старого повара. Лишь после этого лекарь заговорил вновь, с поразившей Ратибора яростью:
— Я дам тебе письмо к Зебаку. Да, ты меня правильно понял, к нашему дорогому и всеми любимому городскому палачу. Гордости славного Ашура, Юсуфу аль-Зебаку. Он лучший из всех алхимиков, которых я знал на своем веку, а уж тут ты мне можешь поверить. Если можно определить состав — Юсуф это сделает. А потом, когда ты узнаешь, кто стоит за этим, ты придешь ко мне, и мы вместе подумаем. Очень хорошо подумаем. Смерть может быть разной, но за такую смерть… — Лекарь посмотрел в сторону, ведьмаку померещились слезы на его глазах, но тут же Константинус хлюпнул носом и продолжил в своей знаменитой манере, продолжил так, как шутил, леча больных чумой или оспой: — Заодно и с Юсуфом познакомишься. Тебе сможет пригодиться такой знакомый. Нет, если будет надо, он тебя будет работать.
Правда, — тут он с хитрой улыбкой посмотрел на Винта, — не мечтай о многом. Как говорит сам Юсуф: «Знакомых я работаю бэз энтузиазма. В мэру, так, как вэлит судья. Вот с абычными клиентами могу увлэчься и пэрэстараться. Надо смотреть, кто такой. Асобэнно, когда клиент — паслэдний шакал!»
Их разговор прервал стук входной двери. Повар и слуга заносили через парадную и единственную дверь огромную корзину с провизией и кувшинами вина. Константинус в третий раз хлопнул ведьмака по плечу и тихо шепнул:
— После ужина поговорим…
Но после ужина разговор у лекаря и вора не получился. Явление Его Светлости, графа Гуго, и сопровождавший его переполох, вызванный свитой графа, отвлекли внимание руса и лукавого грека. Даже если вспомнить, что греком хитрый Константинус никогда не был. Не зря когда-то молодой врач-армянин взял себе греческое имя, ох не зря…
Только глубокой ночью, когда кавалькада всадников направилась обратно в графский дворец, в маленьком кабинете, на столе, сплошь заставленном колбами и разными непонятными склянками, загорелись свечи. Скрипело гусиное перо по листу пергамента, выводя на желтоватой коже странную вязь.
Лекарь писал по-арабски и совершенно непонятно. Винт неплохо знал обычный куфический шрифт. Но сейчас Константинус выводил на пергаменте причудливый узор стилизованной вязи джери, щедро перемешивая и вплетая в сплетенную траву живописной письменности придворных совсем уже загадочные для Ратибора рисунки или письмена.
