Дмитрий Емец - Огненные врата
Не зная, чем себя занять, Буслаев стал бродить по комнате, разглядывая на плакатах гражданской обороны знакомых человечков, прячущихся в складках местности от ядерного взрыва. Неожиданно сердце у него сбилось с такта.
У дивана Мефодий увидел грязную холщовую сумку. Последний раз он встречал ее в кабинете Арея на Большой Дмитровке. Меф шагнул сначала от сумки, потом к ней. Сумка влекла его как магнит.
– Можно посмотреть? – спросил он у Варвары, не узнавая своего голоса.
– Только вякни! – любезно отвечала та.
– Чего-о? – не понял Буслаев.
– Вот глухомань! – удивилась Варвара. – Я ж говорю: «Только вякни!» Значит: «Спросил и бери!»
Взмокшей рукой Мефодий взял сумку и открыл ее. Вещей у Арея оказалось немного: гусиное перо, свиток из Канцелярии мрака, ключ от неизвестного замка и катар с Н-образной рукоятью.
Больше всего воспоминаний у Мефа вызвал катар. Арей постоянно носил его с собой, предпочитая действовать им в ситуациях, когда не было возможности пустить в ход длинный меч. Прямые удары катара наносились всей силой корпуса, усиливаясь движением бедра. Н-образная рукоять не выскальзывала даже из влажной или окровавленной ладони. Это было страшное оружие. В узких коридорах Подземья или в свалке при большой скученности сражающихся катар ничем нельзя было заменить.
В свой последний бой Арей его не взял.
Меф осторожно коснулся катара, проверяя, как тот к этому отнесется. Катар вздрогнул, но атаковать его не стал. Узнал ученика своего хозяина. Меф подумал, что эту идеально подогнанную под кисть рукоять сжимали пальцы Арея. Мефу захотелось оставить его у себя.
– Он тебе нужен? Можно взять? – спросил Меф у Варвары.
«Гражданка Гормост» оглянулась.
– Давно пора. Забирай всю сумку! – заявила она после короткого размышления.
– Всю? – не поверил Мефодий.
– Мне она не нужна. Если он вернется – отдашь ему… Давно собиралась выбросить это барахло! У меня тут не склад! – сказала она агрессивно.
Меф поперхнулся.
– А…
– Чего «а»?
– …память?
– Чего он, покойник, чтобы его помнить? Я не склеротичка, и без барахла друзей не забываю. Забирай, тебе говорят! На кой он мне сдался, этот громоздкий ножик, когда им даже хлеба не отрежешь?
«Резать катаром хлеб! Скажи спасибо, что выжила!» – едва не ляпнул Меф, знавший, каким обидчивым бывает магическое оружие. Он оглянулся на Дафну. Та внимательно смотрела на него, однако попыток отговорить Мефа не предпринимала. Буслаев взял холщовую сумку и перекинул через плечо.
Варвара проследила глазами, как сумка приобретает нового хозяина, и сердито подозвала Добряка. Огромный пес, хорошо знавший интонации хозяйки, попытался спрятаться под диван, но пролезла только голова.
– Куда ползешь, скелетина! – рявкнула Варвара. – Иди потрошиться!.. Лежать-бояться, кому говорят!
«Гражданка Гормост» решительно завалила его на бок и, перевернув на спину, прижала к полу. Меф увидел, что Варвара сидит верхом на Добряке и, коленями зажимая ему голову, производит нечто вроде трепанации черепа с одновременным выкручиванием ушей. Добряк вертел головой и тряс мордой.
– Что ты делаешь? – спросила Дафна.
– Клещей достаю! – хищно пояснила Варвара. – Двенадцать штук вчера, и сегодня вот! И это в центре Москвы, где травы нету!.. А ну лежать, собаккер страшный!..
– Какие клещи? Энцефалитные?
Варвара придирчиво оглядела очередного клеща, прежде чем подпалить ему лапки зажигалкой.
– Ишь ты, как насосался!.. А фигус их знает, что у них на душе! Они не подписаны. Жирные вот попадаются, это да.
Глава 5
Вечный выбор
Утверди ты в уме и в сердце твоем ту истину, что невидимое играет первую роль во всем мире, во всех существах, и, когда невидимое оставляет известное существо, это последнее теряет жизнь и разрушается, так что видимое в существах составляет без невидимого одну массу земли. Я и все люди живем невидимым началом.
Св. Иоанн КронштадтскийКогда Мефодий и Дафна собрались уходить, Корнелий напросился их провожать. Буслаев поднимался по лестнице, сквозь грубую ткань сумки ощупывая катар. Кинжал с Н-образной рукоятью сделал с ним то же, что с очень голодным человеком делает горбушка хлеба: разжег задремавший аппетит. Теперь он жалел, что отдал Эссиорху меч Арея. Тогда не пришлось бы, глотая сердце, улепетывать сегодня от темного стража в витрине, который к тому же оказался человеком! Вдвойне позор! Корнелий забегал вперед по ступенькам, оборачивался и, тараторя, жаловался, что Варвара относится к нему по-свински.
– Говорю ей, что люблю ее, а она как-то несерьезно это воспринимает… Ну ничего! Когда-нибудь она откроет дверь и увидит меня. Я буду лежать мертвый, с тремя мечами в груди, а рядом будут валяться двадцать стражей мрака, испепеленных моей флейтой.
– Двадцать пять… и не совсем испепеленных, – серьезно поправил Меф.
– Почему?
– Испепеленных сложно будет сосчитать. Ну пепел и пепел. А ты не убит, а ранен в мизинец, но мужественно переносишь боль.
«Трепет Тартара» мнительно посмотрел на Буслаева, проверяя, не издевается ли он.
– Не надо мне мелочной благотворительности! Я не такой хороший боец!.. Все же не пойму, зачем она так со мной?
На этот раз вопрос был определенно к Дафне. И явно задан от сердца. Меф решил помалкивать.
– Ты не почувствовал? Варвара злится. И обижается, – сказала Дафна.
– На кого? На меня? Что я ей сделал?
– При чем тут ты? На Арея, что он ее бросил. Арей постепенно приручил ее, а потом исчез. Варвара видит, что все люди, к которым она прирастает сердцем, исчезают или бросают ее. И боится привязаться к кому-то еще. Хотя, разумеется, рада, когда ты приходишь в гости.
Корнелий подпрыгнул, перемешав все свои веснушки.
– Она же до сих пор не знает, что… – медленно начал он.
– Так скажи! – мрачно предложил Меф.
Корнелий задумался.
– Нет. Не могу. И не буду.
Они подошли к «Арбатской». На электрических проводах болтались чьи-то старые кроссовки, связанные за шнурки. До них было метров шесть. Надо было очень постараться, чтобы добросить их туда.
– А теперь вы меня проводите! – потребовал Корнелий, созерцая кроссовки.
– Куда?
– Как куда? К Варваре.
– Ну уж нет! Что мы будем туда-сюда ходить?
– А я потом вас обратно провожу! – пообещал Корнелий, однако желающих не обнаружилось, и связному пришлось довольствоваться собственным обществом.
* * *Домой Мефодий и Дафна вернулись около девяти вечера, когда пробудившееся после дневной жары общежитие кипело жизнью. Жившие на верхних этажах таксисты-бомбилы седлали железных коней, поили их бензином и отправлялись к метро создавать очереди. В сарайчике рядом с шаурмой разделывали туши. Оттуда доносились хэканье и глухие удары топора. На волейбольной площадке смуглые дети играли в футбол. Изредка кто-нибудь врезался в неснятую сетку, что очень веселило остальных.
