Каверелла - Всегда есть подвох!
— Договорились, — согласился Нэльс. Хотя его совсем не устраивала перспектива разгуливания по городу, зная, что за ними будит охотиться безжалостный монстр. Но он был солидарен с чувствами первого хранителя и уважал ее права. — Идемте собирать вещи.
Марк и Ольга вылетели из комнаты, громко хлопнув дверью.
— Маш, останься здесь. Я принесу твой рюкзак, — произнес Нэльс и вышел за остальными.
— У тебя хорошие друзья, — заметил лекарь.
— Похоже, что так, — согласилась девушка.
Они оба замолчали.
— Я… — вдруг робко произнес длинноносый смотритель гостиницы, но не договорив смолк.
— Что? — удивилась Маша. — Вы что-то хотели сказать?
Господин Харвенкус оглядел милую ему девушку. Он хотел кое-что предложить ей, но, ни как не решался на это.
Маша подняла брови и широко улыбнулась.
— Ладно вам, если хотите что-то спросить, спрашиваете.
— Нет ни в этом дело.
— А что тогда?
— Я, пожалуй, кое, что тебе должен… — Улимор запустил руку в карман пиджака и вытащил оттуда баночку сушеной приправы.
— Укроп? — Удивилась Маша.
— Опаньки, прости не то. Все забываю его выложить, — банка с зеленью отправилась обратно, а смотритель взволнованно похлопал по всем карманам. — А вот он, — найдя нужное обрадовался он.
В руках господина Харвенкуса засверкал золотой медальон. Тот самый, что излечил девушку.
— Это ценная вещь. Ни золотом исчисляемая, а спасенной жизнью. Носи его всегда, — произнес он и протянул волшебный кулон Маше.
— В смысле всегда? — в очередной раз удивилась девушка. — Вы что, мне его дарите?
— Совершенно верно.
— Спасибо конечно, но…
— Лучше на твоем месте, согласиться и взять его. Вещь не спорю, мне очень дорогая, но я хоть как-то должен искупить то, что натворил.
Маша взяла медальон. — А что вы натворили?
— Скажем так, поставил не точный диагноз.
— Надеюсь не мне?
— Нет, нет. Ни в этот раз. — Улимор Харвенкус не хотел об этом говорить, поэтому быстро сменил тему. — Тот, кто напал на тебя, может сделать это вновь. Но если ты будишь носить этот амулет. В лучшем случае, он тебя не заметит, ну а в худшем, не сможет тебя снова отравить. Вещь сильная, надень и не снимай.
— Спасибо, — это единственно, что могла сказать Маша. Она приняла подарок, быстренько надела его на шею, и скрыла под майкой.
— Не благодари, — облегченно вздохнув, произнес длинноносый смотритель гостиницы. — Рад помочь.
Через несколько минут в комнату вошли Нэльс, Марк и Ольга.
— Ну, все мы готовы, — радостно произнес книгочей. — Можем идти.
— Твоя сумка, — фонарщик протянул Марии рюкзак, и она тут же накинула его на плечи.
— Только знаете что, — остановила Маша. — Давайте кое-куда в начале сходим. Точнее к кое-кому.
— Это к кому ещё? — подозрительно переспросил Нэльс.
— К Ивану Ивановичу.
— К кому?
— Иван Иванович, почтальон, он мне письма от деда передавал. Тетка Лиза запрещала же нам общаться. Его наверняка не было на похоронах. Там быть может вообще никого не было…
Марк и Нэльс переглянулись.
— Ну, если ты хочешь и считаешь нужным, — пробубнил книгочей.
— Считаю, — твердо заявила Маша и обратилась к смотрителю гостиницы. — Если я скажу адрес, покажите дверь.
— Конечно, — согласился Улимор и протянул девушке листок бумаги и карандаш. — Пиши адрес.
Маша быстро вывела на бумаге местонахождение почтового отделения номер тринадцать.
Смотритель достал из дубового стола толстенную книгу, пролистнув несколько страниц и что-то подсчитав, он указал на дверь, находящуюся наверху. — Вот та, ваша.
— Ничего себе! — воскликнула Ольга. — А как туда залезть?
Господин Харвенкус улыбнулся и вытащил из-за тяжелой портьеры стремянку. — У меня вот что есть, на такие случаи.
Марк почему-то радостно захлопал в ладоши. Веселье исчезло, как только книгочей поймал на себе суровый взгляд фонарщика.
— Ну а что? — удивился Марк. — Я и не знал, что мир настолько интересен. Меня это просто забавляет.
— А тебя не забавляет, что он к тому же и опасен?
— Это ни делает его менее интересным, — проворчал тот и первым полез на стремянку.
За ним последовали и Маша и Оля.
Фонарщик медлил. На протяжении последней недели сомнения освещали его дорогу, поэтому юноши приходилось продвигаться на ощупь.
— Почему вы нам помогаете? — подозрительно покосившись на длинноносого лекаря, спросил Нэльс. — Почему допустили нас до этой комнаты? Не каждый, кто снимает у вас номер, появляется здесь, верно?
Лукаво сверкнули голубые глаза Улимора Харвенкуса.
— Не каждый, — прошептал он. — Но вы особенные.
— Что вы задумали?
— Ах, юноша, вы слишком подозрительны. Хотя в вашем положении это и правильно.
— В каком нашем положении?
Господин Харвенкус подошел к фонарщику ближе.
— Тот, кто отравил вашу подругу, не упырь вовсе. Он приходит через двери, а в этой комнате их сотня. Шанс, что Он не найдет нужную увеличивается. Я не мог допустить этого монстра сюда.
Фонарщика передернуло.
Если Улимор Харвенкус узнал об Аштароте, так же ему могло быть известно, что красноволосая девушка является первым хранителем.
— Но как…
— Вас заждались друзья, поспешите. Я и сам беглец, поэтому мне нет смысла выдавать вашу тайну.
— Нэээльс, ты идешь? — Донеслось сверху.
Фонарщик бросил благодарный взгляд на длинноносого лекаря и поднялся по лестнице.
Наши друзья вышли из подъезда дома, напротив которого находится почтовое отделение номер тринадцать.
— Боже! — удивилась Ольга. — Разве это возможно? Были там, а уже тут…
— Ага, — согласился книгочей и заглянул обратно за дверь. — Эх-хэ, — выдохнул он. — Подъезд обычный.
Ольга сделала тоже самое, и убедилась, что за скрипучей железной дверью, находится обычный подъезд девятиэтажки. — А как нам теперь обратно вернуться?
— А обратно, нам теперь и не надо, — усмехнулась Маша. — Но если что, прокатишься на автобусе. Дорогу ведь знаешь.
— Только не туда! Это отвратительное место.
— Может, для разнообразия скажешь что-нибудь хорошее? — спросила Маша.
Ольга удивленно забубнила, предложение ее бывшей подруги неожиданно оскорбило ее.
Почтовое отделение, в котором работал Иван Иванович, находилось в переулке на краю дома номер четыре. Маша часто туда бегала за дедушкиными письмами и не реже, что бы просто поболтать с веселым почтальоном. Если в ее жизни возникали какие-либо трудности, жаловаться она, прежде всего, бежала на почту.
