Гай Орловский - Ричард Длинные Руки - фюрст
— Мишель, — распорядился я, — возьми один кувшинчик у Юргена, он же барон, а ты кто?.. Да только осторожно, лодка вспыхнет так же весело, как и катапульты. А благородный барон заменит тебя на веслах…
Я уселся на корме. Весла дружно врезались в воду, а Ганшилд спросил меня ликующе:
— Значит, вы на нашей стороне?
Я покачал головой.
— Я на своей.
— Но вы, — пролепетал он, — уничтожили все катапульты…
— И что? — спросил я. — Рутинная проверочная инспекция, так сказать. Хорошо ли в этом регионе пространства охраняют ключевые посты? Я проверил. Хреново бдят. Вот и все. Поплыли дальше.
Он дернулся, умолк, потом медленно помрачнел, когда до него дошли слова насчет того, что охраняют хреново. А наверняка дальше в архипелаге охраняют еще хуже, чем здесь.
— И что собираетесь делать?
Я пожал плечами.
— Как принято. Разделяй и властвуй. Кто-то захочет воевать, а кто-то поспешит с нами заключить союз… Как думаете, кто выиграет?
Он ответил дерзко и с вызовом:
— Это зависит! Если к вам поспешат с заверениями любви и дружбы, а то и покорности, пятеро, а войну объявят пятьдесят, то плохо придется и вам, и вашим союзникам. Для вас они союзники, для нас — предатели!
— Но вы же враждуете друг с другом?
— То другое дело, — возразил он. — Споры между братьями не в счет. А вы не просто чужак, вы… совсем чужак!
Я подумал, кивнул:
— Хорошо, хорошо. Оставим это пока. Я даже не буду показывать на Авеля и Каина, Ромула и Рэма. Иосифа и брательников и… многих-многих. Просто скажу, что брат заключает против брата союз даже с самим дьяволом.
Рассвет высветил голые мачты обоих кораблей, каравеллы застыли на море красиво и грозно, как врезанные в мир древней гравюры, прекрасность и триумф человеческого гения.
На их фоне маленький когг выглядит жалобно, как суслик рядом с двумя медведями. Но эти медведи пришли ему на помощь и стоят за спиной, готовые вступиться, как только суслик свистнет.
Наши гребцы разогнали шлюпку так, что не плывет, а летит, прыгая с волны на волну, морды усталые, но довольные, Ганшилд вообще места себе не находит от возбуждения, подпрыгивает, на него орут и обещают выбросить за борт, если будет и дальше раскачивать лодку.
Юрген направил лодку, минуя когг, к «Богине Морей», там нас заметили, вдоль борта забегали, кто-то махал шляпой.
Я услышат радостный вопль:
— Сэр Ричард! На шлюпке!
И едва слышный с мостика гудящий голос Ордоньеса:
— Отлично.
Его помощник заорал диким голосом:
— Боцманматы, фалрепные — по местам!
Я поднялся на борт, все сняли шляпы и синхронно склонили головы, хоть отвешивай всем щелобаны в темя. В свою очередь, я поднес два пальца к виску, раз уж на мне нет шляпы, милостиво и вместе с тем отечески строго улыбнулся.
— Граф Ордоньес, — произнес я четко, — позвольте представить вам капитана Дэвида Ганшилда. Он помог нам совершить весьма интересный рейд на берег…
Ордоньес пробормотал:
— Да мы видели… и отметили ваше миролюбие. Не весь остров потопили, что удивительно, зная вас, а только что-то сожгли, хотя огонь был до неба… Добро пожаловать, капитан Ганшилд, на борт «Богини Морей»!
Ганшилд поклонился.
— Я счастлив, — сказал он с чувством, — подняться на борт такого огромного корабля… это просто чудо! Вам, адмирал, завидуют все моряки всех морей!
Ордоньес польщенно улыбнулся.
— Спасибо. Будьте желанным гостем. Надеюсь, расскажете, что вы там такое натворили…
Ганшилд оглянулся на меня почти с испугом.
— Я бы не посмел и подумать о таком, но сэр Ричард…
Я сказал небрежно:
— Вы тут обнюхивайтесь, а я пойду пока посмотрю на оружие массового поражения… пока о нем не проведала и не запретила Церковь.
Юрген бережно и с крайней осторожностью понес кувшинчики за мной. На ступеньках я взял один, а то вдруг да споткнется, сам занес в свою каюту и поставил на стол.
— А тот в угол, — сказал я. — Благодарю за службу! Иди-иди, там как раз самое интересное…
Он вихрем вылетел обратно, самое время бахвалиться, а я осторожно взял кувшинчик в руки. Как понимаю, темно-красный и белый потому, что разные смеси, дабы не спутали. Вроде «сено-солома», привязанные к ногам новобранцев. И воспламеняются особенно жарко именно при смешивании. Горение усиливается вдесятеро, потому держать нужно врозь, при соприкосновении самовозгораются, как явствует из слов Ганшилда. Достаточно на корабль метнуть связанные вместе красный и белый кувшины, как сразу же, разбившись при ударе, дают неистовое жаркое пламя. А когда горит все, на что попадут разлетевшиеся брызги, то остается только выпрыгивать за борт.
Не думаю, что состав архисложный, мои алхимики со временем бы отыскали и сами, нужно только правильно поставить задание, но, конечно, лучше помочь собственным ученым, промышленный шпионаж еще никто не отменял.
Ордоньес дал мне время уложить трофеи в сундучок, постучал в дверь, я сказал «да», он спустился веселый, довольный.
— Этот ваш капитан, — заявил с торжеством, — уходить не хочет на свой когг!.. Везде лазит, расспрашивает… Что с ним делать?
— С корабля выпускать нельзя, — согласился я. — Чем меньше о нас здесь знают, тем лучше.
— Тогда за борт?
— Можно еще хуже, — сказал я.
Ордоньес округлил глаза.
— А что еще хуже?.. Не поставишь же здесь кол… Разве что на мачту… гм…
— Подцепим таким крючком за жабры, — сказал я, — что уже не оторвется. Скажем, что покажем, как такие корабли строятся. Он рухнется от нетерпения!.. А пока используйте как одного из своих матросов. Он будет рад и счастлив все увидеть, пощупать.
— Тогда уж, — сказал Ордоньес великодушно, — как одного из младших офицеров. Он толковый. И грамотный. Ловит на лету, как молодой пес мух. А его когг может идти прежним маршрутом.
— Уже договорились?
— Да, он сам предложил.
— Прекрасно!
— Что надумали дальше?
— В архипелаг не полезем, — сказал я. — Местные могут выставить не только сотню кораблей, пусть и мелких, но и с берегов забросают всякой дрянью…
— Обойдем, — предположил он, — по широкой дуге?
— По очень широкой, — подтвердил я. — Важнее увидеть общую картину, а мелочи уточнят другие. Я эрцгерцог или не эрцгерцог?
— Он самый, — согласился Ордоньес, не решившись произнести языколомное словцо. — А если невзначай заскочим в архипелаг?
— Если проливы между ними будут так широки, — сказал я, — что не увидим берегов, то ладно, пусть. Мне лишь бы с обеих сторон не забросали камнями.
