Андрей Лазарчук - Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга I
Долго шли войны, и получилось так, что югом овладели Вендимианы, а севером и востоком – Паригории. Кесарь формально сохранял свою власть, но целиком зависел от семейств, ибо только при их согласии указы его могли хоть как-то исполняться. Сенат не избирался сто двадцать лет… Семейства соперничали уже не столько за место на троне, сколько за места возле трона. Здесь осиливали то одни, то другие, но никогда победа не оказывалась полной. Наконец влияние кесаря упало до самой земли, и обедневший слав-однодворец имел куда больше власти – хотя бы в пределах своих владений. Походы северян на юг и южан на север привели к опустошению самой плодородной области Мелиоры – долины Вердианы. Там, где в начале смуты стояли три десятка городов, сотни сёл и многие тысячи хуторов, остались две военные крепости и считанные поселения то ли стратиотов, то ли азахов, которые даже косили и пахали, имея мечи за спинами. Тысячи мелкопоместных славов, потерявших свои имения и сохранивших лишь гербы, мечи, руки и верность клятве, бродили по дорогам, взимая дань с крестьян и временами уподобляясь бандитам, а временами вступая с бандитами в смертельные схватки… К этому привыкли настолько, что не могли представить себе иной жизни. Обычное междумирие, ничего особенного.
Тем временем за морем дела шли своим чередом. Свирепый император Акепсий Железноногий огнём и мечом собрал множество мелких царств в единую Конкордию и теперь занят был внедрением новой религии, адепты которой, называвшие себя склавами, что на древнем языке означало "рабы", пытались мутить воду и в Мелиоре. Но здесь их встретили неприветливо – настолько неприветливо, что даже провожать оказалось некого…
Одновременно с этим из сухой Степи стали приходить в западные пределы Конкордии племена, в тех краях невиданные. С трудом удавалось растолмачить их рассказы. Вдали, то ли на севере и западе Степи, то ли вообще за высокими Аквилонскими горами начиналось какое-то движение, отголоски которого достигали земель, населённых людьми, знающими Язык. И одновременно с распространением веры склавов по Конкордии – стало известно, что там, за Аквилоном, возникла новая империя, так и называемая: Степь. Кочевники, до этого не признававшие ни вождей, ни кесарей, ни императоров, вдруг охотно признали над собой власть Верховного Зрячего по имени Авенезер. Те, кто видел его, давали разные описания властителя, и лет ему, по самым скромным подсчётам, должно было быть в то время около ста тридцати…
Медленно, но верно наползала тень Степи на Конкордию – и вот сорок четыре года назад начались первые пограничные схватки. Может быть, останься Акепсий жив, он и сумел бы организовать отпор – но умер Акепсий не своей смертью, а наследники его оказались слабы и нерешительны. Впрочем, Авенезер проявил известную мудрость и осмотрительность: он не стал ни разорять Конкордию, ни подводить под свою руку, ни даже облагать данью; напротив, он провозгласил самую тесную дружбу, какая только может быть между странами… И все оставшиеся годы его правления принцип этот не нарушался. Но потом началась первая замять в Степи…
Санечка слушала жадно, будто пила воду после долгого бега. Она не понимала ещё, почему ей так невыносимо важно всё это услышать – но ощущала внутри сладкую, пьянящую лёгкость и окрылённость. Так чувствуют себя, уронив вдруг с плеч привычную, не замечаемую уже ношу.
Впервые высадиться в Мелиоре конкордийцы и степняки попытались двадцать лет назад, в первые годы правления Авенезера Третьего. Полторы тысячи кораблей, несущих по полторы сотни пехотинцев или по три десятка конников, достигли берега в устье реки Вердианы и безо всякого сопротивления захватили огромный плацдарм. Но дальнейшее продвижение замедлилось: проводники и кормщики не знали мелей и течений, местных ветров и топких мест. Объединившиеся перед лицом врага славы-отважники обоих семейств совместно с гвардией кесаря больше месяца вели партизанские действия против десанта, с великим трудом продвигавшегося в лабиринте болот и непроходимых зарослей, а тем временем хороборы строили укрепления в дефиле между рекой и отвесными Меловыми горами. И когда громоздкая семидесятитысячная (то есть уже растерявшая где-то половину состава), измотанная ежедневными мелкими схватками, дизентерией и кровососами армия вторжения выползла из болот и изготовилась к наступлению вглубь страны, она обнаружила перед собой семикратно меньшую, но абсолютно железную армию славов. И биться с нею нужно было на фронте в версту длиной, не имея возможности ни обойти, ни перегруппироваться…
Архистратиг Киндей, проявив редкую для степняка осмотрительность и смелость, дал приказ возвращаться на корабли. Отходящих отважники не били. Киндей отплыл на верную смерть. Его посадили на кол прямо на базарной площади Леопольдины, столицы Конкордии.
Стразу после победы в Мелиоре разразилась новая война, на сегодняшний день – последняя из больших. Началась она потому, что старший сын кесаря Радимира, Карион, обрученный с детских лет с Ириной Василидой, любимой племянницей генарха Вандо Паригория, получил в схватке с конкордийцами смертельную рану стрелой в спину – и умер через четыре недели. А закончилась эта война буйным походом азаха Дедоя по землям обоих семейств, невиданными казнями и пожарами, изменами и предательствами такими, что и вспомнить грешно, – и, наконец, захватом кесаря прямо во дворце в Столии, чудесным исчезновением буквально из самых лап бандитов маленькой кесаревны Отрады – и отчаянным ночным боем крошечного отряда гвардейцев, прошедшего от стен города до дворца, взявшего дворец и уничтожившего мятежника Дедоя и всех его ближайших клевретов…
На какое-то время воцарился не то чтобы мир – но ошеломление. Всё же до сих пор на кесаря никто не покушался. Это просто не могло прийти в голову никому из владетельных славов.
Поиски маленькой кесаревны не привели ни к чему. Её не оказалось ни среди живых, ни среди многочисленных мёртвых.
Больше года чародеи и ведимы пытались отыскать хотя бы след её. Но не было девочки нигде на лице земли…
Вместе с нею пропала и ведима Еванфия Хрисогония, нянька кесаревны. В ту страшную ночь видели их уже за воротами города, бегущими куда-то. И – на этом всё.
Саня долго смотрела на листок с портретом бородатого человека. Алексей, ведя рассказ, всё время дорисовывал портрет, и теперь Саня смотрела в глаза усталого и, кажется, начавшего отчаиваться, хотя по-прежнему сурового и очень сильного человека. Глаза эти были странно знакомы…
– Алёша, – сказала она. – Но ведь этого… Просто не может быть. Этому негде быть. Негде. На Земле не осталось мест…
