Энтони Райан - Песнь крови
– А как зовут его детей? – спросил Ваэлин. Почему-то о придворной жизни родители ему почти ничего не рассказывали.
– Королевского сына и наследника престола зовут принц Мальций, и говорят, что он весьма прилежный и добросовестный юноша. Дочь короля зовут принцесса Лирна, и многие полагают, что с возрастом она превзойдет красотой даже свою мать.
Порой Ваэлина тревожило то, как вспыхивали глаза у Каэниса, когда он говорил о короле и его семье. Только тогда он переставал задумчиво хмуриться, как обычно – словно в эти минуты он вообще не думал. Ваэлину случалось видеть такое выражение лица у людей, которые благодарили Ушедших: как будто их обычная личность на время отступала в сторону, оставляя одну только Веру.
* * *Когда зима вступила в свои права и землю замело снегом, началась подготовка к испытанию глушью. Походы с мастером Хутрилом сделались дольше, его уроки стали подробнее и серьезнее, он заставлял мальчиков бегать по снегу, пока у них не начинали болеть все мышцы, и сурово наказывал за небрежность и невнимательность. Но мальчики понимали, как важно научиться всему, чему только можно. Теперь они пробыли в ордене уже достаточно долго, и старшие ребята временами снисходили до того, чтобы давать советы, которые обычно сводились к грозным предупреждениям о грядущих опасностях. Испытание глушью представало одним из самых серьезных. «Все думали, что он совсем пропал, но на следующий год нашли его тело, примерзшее к дереву… Он наелся огненных ягод и выблевал все свои потроха… Забрел в логово дикого кота и выбрался наружу, держа в руках собственные кишки…» Разумеется, все эти байки были сильно преувеличены, но по сути они не лгали: во время каждого испытания глушью кто-нибудь из мальчиков погибал.
Когда пришло время, их стали уводить по очереди, небольшими группами, на протяжении месяца, чтобы было меньше шансов, что они встретятся и станут помогать друг другу вынести все эти мучения. Это испытание каждому из мальчиков предстояло пройти в одиночку. Сперва их увезли на барже вверх по реке, но недалеко, а потом они долго ехали на телеге по унылой, занесенной снегом дороге, которая вилась по поросшим редколесьем холмам за Урлишем. Через каждые пять миль мастер Хутрил останавливал телегу, отводил одного из мальчиков в лес, потом возвращался и снова брал вожжи. Когда наступил черед Ваэлина, его провели вдоль ручья, текущего по уединенной лощине.
– Кремень у тебя с собой? – спросил мастер Хутрил.
– Да, мастер.
– Веревка, свежая тетива, запасное одеяло?
– Да, мастер.
Хутрил кивнул, помедлил. Его дыхание клубилось в морозном воздухе.
– Аспект велел передать тебе его слова, – сказал он, помолчав. Ваэлину показалось странным, что Хутрил избегает встречаться с ним взглядом. – Он говорит, что, поскольку за тобой, скорее всего, будут охотиться всякий раз, как ты покинешь стены Дома, ты можешь вернуться вместе со мной, и испытание тебе зачтется.
Ваэлин утратил дар речи. Неожиданное предложение аспекта, вкупе с тем, что это был первый раз, когда кто-то из мастеров счел нужным упомянуть о том, что он пережил тогда в лесу, совершенно его ошеломило. Ведь испытания – не просто зверские пытки, выдуманные от скуки наставниками-садистами. Это часть ордена, установленная его основателем четыреста лет тому назад. Все это время они сохранялись в неизменном виде. То были не просто заветы основателя – то была часть Веры. Мальчик невольно ощутил, что отказаться от испытания и остаться после этого в ордене было бы не просто нечестно, не говоря уже о том, что это было бы неуважение к товарищам, – это было бы кощунством! Он поразмыслил еще немного, и в голову ему пришла еще одна мысль. «А что, если это часть испытания? Что, если аспект желает проверить, не откажусь ли я от испытания, от которого мои братья отказаться не могут?» Но мальчик взглянул в лицо мастеру Хутрилу, который по-прежнему старался не смотреть ему в глаза, и увидел нечто, что заставило его убедиться: нет, его не обманывают, предложение сделано всерьез. Это был стыд. Хутрил считал это предложение оскорбительным.
– Я боюсь противоречить мнению аспекта, мастер, – сказал Ваэлин, – но, мне кажется, никакой убийца не решится отправиться в эти холмы зимой.
Хутрил снова кивнул, вздохнул с облегчением, и на губах у него появилась еле заметная улыбка – а улыбался он нечасто.
– Далеко не забредай, слушай голос холмов, следы выбирай только самые свежие.
С этими словами он вскинул на плечо свой лук и зашагал обратно к телеге.
Ваэлин проводил его взглядом. Он чувствовал себя ужасно голодным, несмотря на то что с утра наелся до отвала. Мальчик был рад, что ухитрился перед отъездом украсть на кухне немного хлеба.
В соответствии с наставлениями Хутрила Ваэлин немедленно принялся строить себе убежище: он отыскал удобный закуток между двумя скалами, которые могли служить стенами, и принялся собирать хворост для крыши. Поблизости нашлось несколько сломанных сучьев, которые можно было использовать, но вскоре ему пришлось рубить недостающие ветви со стоящих вокруг деревьев. Он соорудил еще одну стену из снега, скатав из него большие комья, как его учили. Управившись с работой, он вознаградил себя булочкой, причем заставил себя не заглотать ее в мгновение ока, как ни голоден он был, а откусывать по кусочку и тщательно пережевывать, прежде чем глотать.
Теперь надо было развести костер. Он выложил кружок из булыжников у входа в шалаш, выгреб из середины весь снег и наполнил ямку прутиками и веточками, которые заранее подготовил, ободрав с них мокрую от снега кору и обнажив сухую древесину. Он высек несколько искр из кремня – и вскоре уже грел руки над костерком. «Еда, укрытие и тепло, – повторял мастер Хутрил. – Без них человеку не выжить. Все прочее – так, роскошь».
Первая ночь, проведенная в шалаше, была беспокойной: ему не давал спать вой ветра и холод, от которого одеяло, повешенное поперек входа в убежище, почти не защищало. Мальчик решил, что завтра выстроит шалаш понадежнее, и убивал время, пытаясь расслышать в вое ветра голоса. Рассказывали, будто ветра залетают Вовне, и что Ушедшие с их помощью посылают весточки Верным. Некоторые нарочно часами стояли на холме, пытаясь услышать советы или утешения от утраченных близких. Ваэлин еще никогда не слышал голосов в вое ветра и гадал, кто бы мог к нему обратиться таким образом. Мать, наверное, хотя она больше не являлась к нему со времен той первой ночи в стенах ордена. Может быть, Микель, а то еще убийцы, которые могли бы изливать ветру свою злобу. Но в ту ночь никаких голосов он не услышал и наконец забылся неверным, зябким сном.
