Дэвид Геммел - Белый Волк
— Она была славная, — сказал он виновато, избегая прямой лжи.
Воин ушел куда-то в ночь, и без него Рабалин почувствовал себя уютнее.
— Хоть бы он насовсем ушел, — промолвил он вслух.
— Кто? — спросил Брейган, и Рабалин смутился — он не хотел говорить то, что думал.
— Брат Лантерн. Он меня пугает.
— Он не сделает тебе ничего дурного. Лантерн… хороший человек.
— Что случилось в монастыре? Горожане пришли туда?
— Пришли.
— И все спалили, наверное?
— Нет, они ничего не тронули. Расскажи мне про своих родителей. Ты знаешь, где они живут?
— Нет. Да и вряд ли я им нужен. Они бросили нас с сестренкой на тетю Аталу и ни разу не дали о себе знать. Они не знают даже, что Лаша умерла. Оба они никчемные люди, по правде сказать.
Теперь уже Брейгану стало неловко.
— Никогда не говори так, дружок. У всех у нас свои слабости. Никто не совершенен. Ты должен научиться прощать.
Рабалин промолчал. Тетя Атала никогда не говорила плохо о его родителях, но от других он, подрастая, много чего наслушался. Отец его был бездельник, то и дело воровавший у своих хозяев. Два раза это сходило ему с рук, на третий его посадили в тюрьму. Он и пил к тому же, и Рабалин ясно помнил, как он однажды ударил мать. Она тогда отлетела к стене и чуть сознания не лишилась. Шестилетний Рабалин в слезах бросился к матери, и отец отшвырнул его пинком. «Попробуй тут выбейся в люди! — гаркнул он. — Колотишься как проклятый, да еще щенки эти неблагодарные — изволь кормить их и одевать».
Рабалин ненавидел в людях слабость. Он не понимал, как могла мать бросить своих детей и уйти с этим негодяем. Про отца с матерью он сказал монахам только потому, что боялся, как бы его не оставили в лесу. Видеть родителей он не хотел, пропади они пропадом.
Брейган подбросил в костер хворосту.
— Так что же случилось, когда толпа пришла в монастырь? — спросил Рабалин.
— Я не хотел бы говорить об этом.
— Это было ужасно, Рабалин. Отвратительно, — ответил Брейган, печально глядя в огонь.
— Джаспер-то хоть цел?
— Собака Килии.
— Да, с ним все хорошо. Настоятель Кетелин о нем заботится.
— А почему брат Лантерн теперь одет не по-монашески?
— Он вышел из ордена. Он, как и я, был послушником и вечных обетов еще не принес. Может, съешь еще что-нибудь?
— Мне все-таки хотелось бы знать, что такого ужасного у вас произошло.
— Там погибли люди, Рабалин, — вздохнул Брейган. — А настоятеля ранили ножом.
— Это брат Лантерн остановил их, да?
— Откуда ты знаешь? — удивился Брейган.
— Я не знал, просто догадался. Я видел, как он обработал арбитра, который тебя ударил. Он нисколько не боялся, да еще велел людям отнести арбитра в трактир. Я и подумал, что, если горожане придут к монастырю, он тоже не испугается. Кого он убил?
— Я уже сказал, что не хочу говорить об этом. Спроси его самого, когда он вернется.
— Он тоже не скажет. И он не любит меня.
— Он и меня не очень-то любит, — смущенно улыбнулся Брейган.
— И все-таки вы путешествуете вместе. Почему?
— Настоятель попросил его проводить меня в Мелликан.
— Что ты будешь делать, когда придешь туда?
— Вручу письма церковному конклаву, а затем принесу обет перед епископом.
— До столицы далеко идти.
— Полтораста миль. Лантерн рассчитывает добраться туда дней через двенадцать — пятнадцать.
— А война? Нам встретятся солдаты?
— Надеюсь, что нет, — испугался Брейган. — Мы будем покупать провизию в деревнях и держаться подальше от больших дорог.
— Ты когда-нибудь бывал в столице?
— Нет, ни разу.
— Килия была. Она говорит, что там на арену выпускают бойцовых зверей. А Келиас и Педлар говорили, что такие звери и на войне будут драться. Их называют Смешанными, и король обещал составить из них целую армию.
— Я не люблю говорить о-таких вещах. — Брейган попытался придать своему голосу суровость, но потерпел неудачу.
— А я бы хотел увидеть хоть одного.
— Поосторожнее с желаниями, мальчик, — сказал Лантерн, внезапно выйдя из-за деревьев. — Смешанные — это чума, а тот, кто хочет их использовать, — полный дурак.
Утром шестого дня, усталые и голодные, они пришли к почтовой станции близ укрытой в холмах деревушки. Припасы у них почти вышли. Почтовый двор состоял их трех деревянных построек и пустого, без лошадей, загона. Над трубой самого большого дома лениво поднимался дым. В деревне не наблюдалось никакого движения — только лисица прошмыгнула по главной улице и скрылась.
Скилганнон велел Рабалину и Брейгану ждать на опушке рощи, а сам зашагал к станции. Из дома вышел навстречу ему крепкий мужчина, коротко остриженный, но с окладистой бородой.
— Доброе утро, — сказал он.
— И тебе того же. Где твои лошади?
— Солдаты забрали. Станция закрыта на неопределенное время. Все ушли, — добавил смотритель, поймав взгляд, брошенный Скилганноном в сторону деревни. — Датиане, говорят, в одном дневном переходе отсюда, поэтому люди похватали пожитки — и наутек.
— А ты что ж?
— Мне идти некуда, сынок. Мой дом тут. Еда еще осталась, так что если ты и твои друзья хотите позавтракать — милости просим.
— Ты очень любезен.
— Я, по правде сказать, рад буду побыть в компании.
— Зовут меня Сет. — Он протянул руку. Скилганнон пожал ее, и Сет покосился на изображение паука. — Ты знаешь, что тебя ищут? Они здесь были вчера. Говорили про большую награду.
— Награда будь здоров, — подтвердил Скилганнон.
— Тогда тебе лучше тут не задерживаться. Думаю, они еще вернутся.
Скилганнон позвал своих спутников. У западной стены опустевшего амбара по-прежнему стояли столы и стулья. Сет усадил своих гостей и отправился на кухню. Скилганнон пошел за ним. Хозяин, обернув руку тряпкой, снял с плиты конфорку и поставил на огонь большую сковороду. Когда на ней зашипели восемь толстых ломтей окорока, у Скилганнона в желудке заурчало.
— Насчет меня не беспокойся, сынок, — сказал ему Сет. — Я за наживой не гонюсь.
— Куда ушли деревенские?
— Кто в Мелликан, кто на юг, кто повыше, в холмы, Война проиграна, можно не сомневаться. Солдаты, которые увели моих лошадей, были дезертиры — они сказали мне, что только столица еще держится.
Сет перевернул ветчину ножом.
— Ты наашанит?
— Нет, но я вырос в Наашане.
— Говорили, что королева-колдунья пришлет войско нам на подмогу, но оно так и не пришло.
Хозяин сдвинул ветчину вбок и поочередно разбил над сковородкой шесть яиц. Три желтка лопнули и слились в клейкую массу.
