Маргит Сандему - Зловещее наследство
Колгрим пришел в ярость. Почему ему не передали такого таланта? Так думал он. Предпринимал ли он попытки найти сам клад? Нет, он даже не пытался. К сожалению, он сидел и ждал момента, когда все само выплывет наружу.
Его удивляло, что он сам ничего не может сделать!
«Я должен найти клад», — думал он.
Но как?
У него не было возможности с кем-нибудь посоветоваться. До момента, пока помеченные проклятием не научат друг друга. Но ни Колгрим, а до него и Тронд не владели ничем, что могло бы их привести к обладанию кладом. Тенгель покончил жизнь самоубийством, и поэтому Колгрим ничему не мог научиться.
«Если бы у меня хотя бы были колдовские средства, я с их помощью смог бы продвинуться к… К чему? К колдовским чарам?»
Нет, он понял, что мысли его пошли по кругу.
Но если я по настоящему подумаю, то, может, они сами придут ко мне.
Он решил попытаться.
Вечером он у себя в комнате с бившимся сердцем начал первую настоящую попытку колдовского действа.
Его не мучила совесть, когда он смотрел на пустую кровать Маттиаса у противоположной стены. Это несущественно.
Заперев дверь и погасив огонь, Колгрим съежившись, уселся на кровати.
— Приди, — прошептал он. — Приди сам, клад! Иди! — Он не отрывал взгляда от щели в дверях. Словно ожидая, что мрачная тень должна проскочить по лучу лунного света. Клад…
Голос его звучал гипнотически. Целый час он сидел в комнате и, скорчившись на кровати, продолжал твердить с диким взглядом одни и те же слова, как маленький колдун из прошлого.
Было мгновение, когда дверь скрипнула, и он замер. Но больше ничего не произошло.
Разочаровавшись в духах, не пожелавших пойти ему навстречу, и во всем прогнившем мире, он улегся спать.
Во сне он неспокойно ворочался. Слышал, как кто-то произнес шепотом:
— Приди!
Сначала он подумал, что это от его движений, но вдруг в темноте ясно появилось лицо.
Хитрая, смешливая физиономия, готовая разыграть своих добродетельных родственников.
— Приди! — снова произнес голос.
Это была бабушка Колгрима Суль, такой она выглядела на портрете в зале дома Липовой аллеи. Но сейчас у нее двигались губы и глаза.
Она снова пропала.
Но проснувшись, Колгрим ясно вспомнил это видение. Чем больше он думал о нем в течение дня, тем задумчивее становился.
К вечеру пришли гости, все, кто жил в усадьбе Липовая аллея: Аре, Тарье, Бранд, Матильда и маленький Андреас. Вся родня собралась в большом зале.
Колгрим тихонько улизнул.
В зале Липовой аллеи стоял сумрак. Последние лучи солнца, проникавшие через остекленное окно, мистическим светом освещали пол и часть комнаты.
Он внимательно осмотрел висевшие на стенах четыре портрета.
Глаза Суль смотрели на него невыразительно и загадочно.
Но во сне они его звали.
Он осмотрел рамки всех портретов. Они полностью походили одна на другую. Пошел дальше и ощупал холсты картин.
И тут ощутил различие!
Одни холсты при нажиме продавливались до стены, а холст портрета Суль не продавливался совсем.
В возбуждении начал он ощупывать картину вдоль рамки. Пальцы нервно передвигались по ее периметру. Он пока не смел надеяться.
Здесь!
Колгрим нащупал скобу, такую маленькую, что раньше он ее и не заметил.
Он нажал на нее, и она отошла.
Картина сдвигается! Вместе с рамой она сдвинулась вверх по подвескам… и за ней открылась дверца.
«Если она на замке, я умру от разочарования», — подумал Колгрим.
Но замка не было. Довольно легко дверца открылась.
Колгрим перестал дышать.
В зале стоял сумрак, но еще темнее было в пространстве за портретом. Он напряг зрение и смог различить кожаный мешочек, заполненный различными предметами.
Он запустил в него руку и что-то вытащил.
Невольно лицо его исказилось гримасой. Это был высушенный черный интимный орган мужчины — видимо, повешенного преступника. Колгрим быстро положил его обратно.
Но он нашел клад!
Стал владельцем особых, до сих пор нераскрытых, магических способностей. Может, он установил спиритическую связь со своей бабушкой? И она сразу помогла ему.
Мгновенно Колгрим почувствовал себя необыкновенно сильным.
— Я знал это, — прошептал он про себя. — Я знал, что самый великий из всех избранных — это я! Такой, какого еще никогда не видывал мир. И вот он пришел, человечество! И он ужасен!
Колгрим решил сейчас ничего не трогать. Лучше подождать отъезда Тарье. Он может уехать в любой день. Тарье опасен. Никто не знает, на что он способен, что умеет делать.
Иногда Колгрим думал, может, Тарье тоже избранник, но предназначение его иное, в какой-то мере противоположное.
Нет, он не избран. Тарье не владел ничем из всего мистического, которое как бы окутывало всех настоящих наследников Тенгеля Злого.
Таких, каким является сам Колгрим.
Подождите только, люди! Вы пока еще не видели многого!
Осторожно, с нежностью Колгрим закрыл дверь и повесил портрет на место.
Отвесил спокойный поклон своей бабушке, красивой колдунье Суль, и прошептал:
— Все ясно, бабуля!
Теперь принадлежащее ему по праву находилось в его руках!
6
И вот настал памятный день, когда Даг, проезжая мимо церкви в Гростенсхольме, приказал кучеру:
— Труби в трубу! Домой едет пропавший, которого давно ждут!
И кучер затрубил. Веселые звуки фанфар разносились в воздухе.
В Гростенсхольме ужинали. Лив подняла голову.
— Что это? Кажется, наш горн звучит.
— Да, это он, — подтвердил Таральд.
— О Боже, не случилось ли что-нибудь с Дагом.
— Нет, это сигналы веселья, — сказала Ирья. — Смотрите, они несутся во весь опор.
— Но что случилось? Даг сошел с ума?
Они все вместе вышли на крыльцо и наблюдали, как карета неслась к дому под непрерывный звук фанфар.
Во дворе она остановилась.
— Даг, ты сошел с ума? — воскликнула Лив. Он вышел из кареты. Улыбка озаряла его лицо. И таким помолодевшим его уже не видели многие годы.
— Я привез с собой двоих друзей.
— О Боже, что подумают его друзья о нас? — сказала Лив, обращаясь к стоявшим на крыльце.
Из кареты с помощью кучера вылез рослый юноша, а за ним рыжеволосый маленький мальчик, который махал рукой и смеялся. Одеты они были в необыкновенные лохмотья, обвязанные веревками и шпагатами.
Ирья закричала:
— Маттиас!
Таральд был уже внизу и, не говоря ни слова, обнимал своего младшего сына. В горле стоял комок, и он не мог ничего вымолвить. Лив вынуждена была крепко взяться за перила лестницы; у нее сильно закружилась голова.
Со стороны Липовой аллеи бежали люди узнать, что явилось причиной такого шума. Ирья опустилась на крыльцо и сидела, судорожно рыдая, неспособная двигаться. Маттиас присел на корточки и сказал:
