Юлия Славачевская - Богатые тоже скачут, или Где спит совесть
Я искоса глянула на Казидиса. Он стоял, прикрыв глаза тяжелыми веками, как будто находясь во власти сильных воспоминаний. Кто его знает — может, так оно и было. Но я против! Я не хочу быть чьим-то лучшим воспоминанием, я хочу быть мимолетным независимым видением! Но, видно, не с моим счастьем…
— …Твои волосы падали так медленно, словно передо мной прокрутили замедленные кадры. Ниспадали, золотым плащом окутывая твою фигурку… Они так горели на солнце… ты казалась волшебной жар-птицей…
Точно! И ты сразу протянул свои загребущие ручонки к жару! Тебя мама в детстве не предупреждала о бережном обращении с огнем?
И в унисон моим размышлениям:
— …Я не мог устоять. Мне нужно было назавтра лететь в Грецию, и я сделал все, чтобы ты улетела со мной…
— Зря, — сообщила я ему. — У тебя нет шансов. Теперь, по крайней мере.
— Совсем? — Его спокойствие было каким-то странным, я бы сказала — обреченным. Будто он вынужден сделать сейчас нечто такое, о чем неоднократно пожалеет. И это мне не нравилось!
— Совсем, — подтвердила я.
— У меня для тебя кое-что есть. — Никос вдруг оторвался от созерцания заката и направился в кабинет.
Сейчас ка-ак увидит… К разочарованию приплюсуется злость, помножится на желание, и в результате… «Прости, дорогая, но ты уже не девушка!»
Я закусила нижнюю губу и пошлепала за ним, решив для себя раз и навсегда: в борьбе за право собственности нет полов! Когда наступит время решать, я ежика против шерсти поцелую, но идею феминизма не предам! И если нужно — выбью основные принципы у него на ребрах!
Но я ошиблась. В кабинете Никос достал из оскверненного мною сейфа простой белый конверт и невозмутимо протянул мне.
Брать не хотелось, но интуиция приказала: «Лучше сама и спокойно, чем в лицо и эмоционально».
Когда я открывала «ящик Пандоры», то не сводила глаз с Ника, а он застыл каменной статуей, следя за моими руками.
Все! Я тебе не Копперфильд! Шоу не показываю! Билетов не покупаю — не продаю! Э-э-э… Как-то я погорячилась… Можно один билет до Нью-Йорка, а то «сами мы не местные»?..
Да-да. Вашими усилиями!
В конверте обнаружились фотографии.
— Что ты думаешь по этому поводу?.. — непривычно тихо спросил шантажист-самоучка.
— Красивые фотки, — поделилась я впечатлением. — Мм… цветные.
— Тебе нравится? — Это сарказм или ирония?..
— Нет. — Это уже честно.
— Ты понимаешь, что я, даже пальцем не пошевелив, могу причинить твоей матери кучу огромных неприятностей? — Спокойно так… выдержанно. Как будто многолетняя практика шантажа за плечами. А может, и так.
— Понимаю, — кивнула я, аккуратно вкладывая фотографии обратно в конверт и возвращая ему.
— И что скажешь по этому поводу? — Он задержал мою руку в своей ладони.
— То, что я думаю, не говорят вслух даже в твоем обществе. — Руку я попыталась вернуть, но конечность решила еще немножко побыть в иммиграции. В карантине, так сказать.
— Твое решение?
Хочу тебя, мое твАренье, немного попинав слегка, спустить с любого этажа, повыше…
В ответ — тишина.
— Требования?.. — Какой-то он неправильный шантажист! Как будто я держу его за горло и нагло шантажирую… Я! А не он меня!
Опять долгая пауза.
— Ты знаешь, — неестественно криво улыбался Никос помертвевшим лицом, больно сжимая мне кисть. Скорей всего, назад я получу не руку, а ласту. — Я хочу тебя.
— Печально, — заметила я, причем совершенно искренне. — А я тебя — НЕТ!
— Врешь, — не выдержал он образа печального рыцаря, соблазняющего прекрасную даму пошлыми порнографическими фотографиями. — Ты так страстно отвечала мне в бассейне…
— Это инстинкт, — не скупясь, поделилась я банальной прозой жизни. — В воде меня всегда тянет двигаться…
— Джу-ул… — Парню надоело быть пай-мальчиком, и он решил вспомнить о своей жестокой сущности охотника. — Я серьезно. Я не отпущу тебя отсюда и могу устроить целую кучу неприятностей ей… — Он кивнул на пачку фотографий в конверте.
— Устраивай, — спокойно отреагировала моя персона, с удовлетворением разглядывая выпученные глаза и отвисшую челюсть. — На все воля Божья!
— Тебе… все равно?
Опа! Это просто невероятно! Неужели дошло?!
— Я и тогда, и сейчас готова уйти от тебя любой ценой… Даже ценой жизни, — оскалилась жертва выброса избыточного тестостерона, выдергивая руку и на всякий случай припрятывая обе конечности за спину.
— Почему?!
Хм, действительно — почему? Почему я должна подчиняться этому чернявому быку-производителю, которому приглючилась во сне длинноволосая птица счастья? Не синяя — и то слава богу!
— Потому, что ты мне не нужен и, уступив, я потеряю самоуважение и желание жить дальше! — попыталась объяснить. — Так зачем начинать? Когда сразу можно закончить?
— И тебе безразлична ее судьба? Ее чувства?.. — Никос кивнул в сторону конверта.
— Не-эт, — честно ответила я. — Но она не будет счастливо жить дальше, зная, что я сделала для нее. К тому же если меня не станет, то и тебе не будет смысла напрягаться и мстить. Впрочем, мне на тот момент будет все глубоко безразлично…
— Кто может повлиять на твое решение? — Все же этот мужчина оказался убийственно настырным и смертельно навязчивым. Такая себе удушающая лиана.
— Если только Господь Бог, — честно сказала я, не собираясь продолжать этот бессмысленный разговор.
— Если ты подскажешь — КАК еще я смогу тебя получить, я не причиню ей вреда, — у самой двери остановил меня тихий бесцветный голос.
Меня шибануло такой волной черного отчаяния, словно человека собираются казнить через повешение, он вынужденно набрасывает на шею себе веревку и при этом слезно умоляет не выбивать из-под его ног стул. Нет, похититель у меня однозначно неправильный!
Я застыла и начала срочно вычислять. Та-ак… Чего у нас боится мистер Казидис? Что для него дороже всего? Чем он больше всего гордится и что страшится потерять? Какая тема муссируется из журнала в журнал? О! Придумала! Мое лицо приняло расчетливое выражение. Когда для дела нужно, из меня получается хорошая лгунья. Отличная!
— Женись на мне! — заявила я, прокрутив в голове все имеющие у меня сведения и абсолютно уверенная в успехе.
Не ошиблась. Никос застыл как громом пораженный, и я смогла тихо улизнуть к себе.
ГЛАВА 10
Кто-то выходит замуж, а кого-то туда вносят!
— Я согласен! — надо мной раздался как гром посреди ясного неба взволнованный мужской голос. Но, правда, посреди ночи.
