Проклятие Шалиона - Буджолд Лоис Макмастер

– Странный выбор. Предполагается, что генерал святого воинского ордена, как человек, должен быть более суров и сдержан.

– Так-так, – протянул ди Феррей. – Канцлер Марту ди Джиронал руководит орденом Сына. Этот будет командовать орденом Дочери. Два генерала в одном семействе. Опасная концентрация власти!

– Марту должен еще стать провинкаром ди Джироналом. Как только старый Ильдар покончит со своими делами на этом свете.

– Вот как? – спросил Палли неожиданно обеспокоенным тоном.

– Именно, – провинкара кивком подтвердила свои слова. – Семейство Ильдар по этому поводу выражает открытое недовольство. Мне кажется, они надеялись, что провинкаром станет кто-то из их племянников.

Палли пожал плечами.

– Да, братья Джиронал, благодаря покровительству Орико, летают весьма высоко. Если бы я был умным человеком, то ухватился бы за края их туник и летал бы вместе с ними.

Кэсерил, чтобы скрыть свои чувства, утопил нос в бокале и поспешил сменить тему.

– А какие у тебя еще новости? – спросил он.

– За эти две последние недели? Наследник короля Ибры опять поднял флаг войны и пошел на эту старую лису, своего отца. Все думали, что зимнее соглашение обеспечит им мир, но что-то пошло не так. Наверняка король нарушил осенью какой-то пункт.

– Если он наследник, – произнесла провинкара, – то у короля, естественно, другого сына нет, верно?

– В прошлый раз Орико поддержал именно наследника.

– За счет Шалиона, – пробормотал Кэсерил.

– Мне кажется, Орико играет в долгую, – заметил Палли. – В любом случае, молодость победит.

– Если победит отец, радости для него в этой победе не будет, – задумчиво произнес ди Феррей. – Угробят тысячи жизней, а потом примирятся над трупами.

– Грустно все это, – сказала провинкара, поджав губы. – Ничего хорошего из этого не выйдет.

Она вздохнула и, взглянув на Палли, произнесла:

– Ну, а как насчет хороших новостей? У королевы кто-нибудь родится?

Палли печально покачал головой:

– Увы, моя госпожа!

– Ну что ж, тогда пойдемте ужинать и больше ни слова о политике. От этих разговоров моя старая голова начинает болеть.

Несмотря на выпитое вино, мышцы у Кэсерила затекли, и когда он встал, то едва не упал головой вперед. Палли, подхватив его под локоть, удержал и при этом нахмурился. Кэсерил благодарно кивнул и отправился умыться и переодеться. А заодно и осмотреть свои синяки и ссадины.

Ужин удался на славу – обильный и веселый. За столом собрались почти все домочадцы. Ди Паллиар, привыкший за любым обильным столом быть душой компании, не умолкал, рассказывая разнообразные истории, и внимание всех – от лорда Тейдеса и принцессы Изелль до последнего пажа – было приковано именно к нему. Несмотря на обильные возлияния, голова его работала исправно, и он делился только веселыми рассказами, где сам фигурировал в роли не героя а, наоборот, предмета насмешек. Когда он рассказал, как однажды участвовал вместе с Кэсерилом в ночной вылазке против рокнарийских саперов и они так напугали рокнарийцев, что те целый месяц не высовывались, все за столом, широко раскрыв глаза, с удивлением посмотрели на наставника-секретаря принцессы. И действительно, было непросто разглядеть в этом скромном человеке, который старался никогда не повышать голоса, головореза, который весь в земле и саже, с кортиком в руке и горящими от ярости глазами продирается сквозь пылающий лес к позициям врага. Кэсерилу же было неуютно под этими взорами. Как бы он хотел стать… невидимым! Пару раз Палли попытался передать ему роль рассказчика, чтобы он сам развлек собравшихся рассказами о своих воинских подвигах, и оба раза Кэсерил передал эту роль ди Феррею. После неудавшейся второй попытки Палли оставил эту затею.

Ужин затянулся, но наконец настал момент, которого Кэсерил одновременно и боялся, и желал: все разошлись на ночь, и Палли постучал в комнату Кэсерила. Кэсерил впустил его, пододвинул сундук к стене, взгромоздил на него подушку, а сам сел на кровать. Оба – и он, и кровать, – скрипнули. Палли сел напротив, на сундук, и с присущей ему прямотой начал:

– Ты думаешь, ошибка, Кэсерил?

Тот вздохнул.

– У меня было одиннадцать месяцев, чтобы об этом подумать, Палли. Я думал об этом так долго, что от думанья мозоли натер на мозгах. Думал так, что едва не помер от напряжения. И тогда сказал себе: хватит. И больше не думаю.

На этот раз Палли не уступил намеку.

– Может быть, рокнарийцы просто захотели тебе отомстить, а потому спрятали от нас и сказали, что ты умер?

– Такой возможности не исключаю.

Хотя я собственными глазами видел список.

– А может быть, кто-то намеренно не вставил тебя в список? – не унимался Палли.

Список был написан рукой Марту ди Джиронала.

– Это был мой окончательный вывод.

Палли шумно вздохнул.

– Гнусное предательство! – воскликнул он. – И это после всего, что мы там вынесли! Кэс! Когда я приеду ко двору, то обо всем расскажу Марту ди Джироналу. Он самый влиятельный лорд Шалиона, С его помощью мы раскрутим твое дело…

– Нет! – воскликнул Кэсерил, выпрямившись. – Не делай этого, Палли. Даже не говори ди Джироналу о том, что я жив. Не упоминай моего имени. Если мир будет думать, что я мертв, мне будет лучше. Если бы я понял это раньше, то остался бы в Ибре. Давай не будем об этом…

Палли недоумевающе посмотрел на Кэсерила.

– Но ведь Валенда не на краю света, – сказал он. – В конце концов люди узнают, что ты жив.

– Здесь тихое, мирное место, и я никого здесь не беспокою.

Другие люди в окружении Кэсерила были не менее храбрыми и не менее сильными, чем Палли, но Палли стал любимым лейтенантом Кэсерила в Готоргете именно благодаря своему уму и сообразительности. Нужно было лишь намекнуть, и мозги у того начинали работать… Он прищурился, и глаза его сверкнули в свете свечи.

– Так это ди Джиронал? Сам, собственной рукой? – проговорил он. – О Боги! Но что же такого ты ему сделал?

Кэсерил поморщился.

– Я не думаю, что это у него что-то личное. Думаю, он просто оказал кому-то… маленькую любезность. Маленькую…

– Правду должны знать, по меньшей мере, двое. Кто они, Кэсерил?

Кэсерил может ему ничего и не говорить, но Палли все равно станет разузнавать, что, как и почему. Правда, смысла в этом никакого не будет, но его не остановить. Во всем-то он стремится дойти до самой сути! Никаких полутонов! Так уж устроен его мозг – если есть головоломка, Палли примется ее решать. Уже решает.

– Кто же мог питать к тебе такую ненависть? – продолжал задумчиво Палли. – Ты самый сговорчивый человек из всех, что я знаю. К дуэлям относишься крайне отрицательно, задир высмеиваешь так, что они выглядят дураками и больше не бузят. Никто лучше тебя не составляет договоры и соглашения. Ты умеешь избегать любых трений. Ты даже в азартные игры не играешь и не бьешься об заклад, да будут мне свидетелями все демоны Бастарда! А здесь – такая степень ненависти! Не понимаю, что ее могло вызвать!

Кэсерил потер лоб, который уже начинал побаливать, и не от сегодняшнего вина, и сказал:

– Думаю, страх.

Палли застыл в изумлении.

– И если все узнают, что ты знаешь то, что знаю я, тебя тоже будут опасаться. А мне не хочется подвергать опасности и тебя. Поэтому давай не будем об этом!

– Если страх, который питают твои враги, столь силен, то они станут меня подозревать уже потому, что мы с тобой увиделись и говорим. Их страх плюс мое неведение относительно его причин – о Боги! Кэс! Не отправляй меня в бой безоружным.

– Я никого и никогда больше не стану отправлять в бой! – заявил Кэсерил, и ярость, сквозившая в его голосе, едва не заставила Палли отпрянуть. Глаза его расширились. Но Кэсерил уже принял решение. Палли хочет узнать? Что ж, пусть узнает. Как только его любопытство будет удовлетворено и Кэсерил ему все расскажет, у того уже не будет охоты продолжать следствие.