Время созидать - Кварталова Ирина

– Вы ошиблись, – пробормотал Арон.

– Гарольд, будь добр, передай матушке, что я загляну к ней на днях. – Унна Моор смотрела сквозь него. – Она обещала показать мне кружева из Мирита…

– Угу. – Арон кивнул, соглашаясь, чтобы поскорее от нее отелаться, и заковылял быстрее.

На этом Унна Моор потеряла к нему всякий интерес и приказала кучеру ехать дальше. Арон облегченно вздохнул. Повезло! Матери она ничего не расскажет. И если повезет еще раз, то он проберется домой незамеченным.

Вот и ворота с фениксом. И калитка сбоку, главное – незаметно пройти через двор и сад к заднему крыльцу…

И вдруг что-то потянулось к нему, что-то темное, похожее на щупальца. Оно пробовало на вкус его кровь, трогало руки и лицо. Эти прикосновения делали боль слабее. Сладкий до тошноты запах шибанул в нос.

Темнота сгустилась под ногами, липкая и холодная. Она приставала к голым лодыжкам – почему-то на левой ноге не было башмака. Темнота что-то шептала ему. Арон пытался вырваться из ее лап, но тень крепко держала его. Арон побежал – так быстро, как мог.

Колени подкашивались, дыхание сбилось, но позади сверкали чьи-то глаза-угли, рычание неслось вслед, и Арон влетел во двор, как будто сам Безликий преследовал его. Не разбирая дороги, он мчался к крыльцу и совсем забыл о боли.

И не заметил, как врезался в человека, стоящего на веранде. Тот посмотрел на него грозно – огромный и страшный. И Арон окаменел, облитый ужасом.

3

– Здравствуй, госпожа.

Саадар сказал это тихо, но Тильда Элберт все же услышала. Она подняла голову, выпрямилась и посмотрела на него хмуро и сосредоточенно и как будто с молчаливым осуждением за то, что отвлек ее от работы.

– Здравствуй, – коротко и сухо ответила она и поправила шаль, к которой прицепились стружки. – Что у тебя?

– У меня – письмо. От мастера Руфуса. – Саадар решительно шагнул вперед, улыбаясь широко и дружелюбно, хотя прекрасно знал, что люди пугаются даже его улыбки – еще бы, вся рожа в шрамах.

Госпожа Элберт невозмутимо взяла у него сложенный вчетверо лист, чуть намокший с одного края, и вскрыла печать ножом. Пока она читала, Саадар с любопытством рассматривал мастерскую: деревянные заготовки, инструменты, полки с гипсовыми головами, верстак в углу, макеты, резьбу по дереву, которую выполняла госпожа. Узоры на ней сплетались, перехлестывались, волнами набегали на края и разбивались. Но, приглядевшись, Саадар вдруг понял, что это вовсе не узоры.

В облаках пыли вставали на дыбы кони, армии сходились в страшной сече, наступали друг на друга, и Саадар забыл обо всем, разглядывая человечков ростом в полпальца, а то и меньше – но таких настоящих! Они кричали от боли и горланили победные песни, падали и умирали, и копья протыкали тучи, а над далекими холмами стлался пороховой дым.

Саадар хотел протянуть руку и потрогать, но не решился.

– Битва при Тар-Эмисе в Рутене, – голос женщины, глубокий, с ноткой гордости, резко выдернул его назад. – Командарм Торген заказал мне это панно.

– Я… я был там, – пробормотал Саадар внезапно севшим голосом.

– О. – Взгляд госпожи Элберт стал внимательным и серьезным. – Все было так? Мне пришлось восстанавливать события по чужим рисункам и гравюрам.

– Все было так. – Саадар опустил голову, чтобы не смотреть в ее темные глаза, не видеть это жгучее любопытство в человеке, которому должно быть все равно.

И хотя он понятия не имел, что такое гравюра, он помнил эту долину в распадке между горными хребтами. Он помнил бесконечные дожди, грязь по колено, в которой ели и спали – урывками, помнил непрекращающиеся атаки и отступления, атаки и отступления… Холод, болезни, скудную пищу, ожидание, которое страшнее самой битвы. Ожидание, что именно сегодня смерть не пройдет мимо, но всякий раз она проходила – день, два и все последующие дни…

Саадар сжал кулаки. И вдруг понял, что госпожа Элберт смотрит на него вопросительно, будто ждет пояснения.

– Слишком хорошо я это помню, – тихо произнес он. Память не обжигала, но и время не дарило забвения.

Строгое выражение лица госпожи Элберт чуть смягчилось.

Как она смогла изобразить это, ни разу не увидев? Как сумела показать весь ужас, выразить всю боль, она, женщина, которая вряд ли видела войну?..

Саадар невольно провел ладонью по своим коротким, колким, как иглы, волосам – когда-то темно-русым, а теперь почти полностью седым. Поседел он после той самой ночи, когда рутенцы положили весь его отряд.

– Тебе придется подождать. Бумаги в доме. – Тильда отряхнула с передника стружки и стала аккуратно собирать инструменты в ящик с ручкой.

Саадар немного помедлил, глядя на ее руки в ссадинах и порезах, на то, как она двигается – как-то скованно, несвободно, потом взглянул ей в лицо и выпалил:

– Там же дождь, госпожа! Промокнешь ведь!

Тильда Элберт на миг замерла. Ее губы дрогнули в полуулыбке:

– Спасибо за заботу. Но я – не сахар, не растаю.

Саадар по-доброму усмехнулся:

– Да уж, верно, не сахар!

Госпожа Элберт неожиданно улыбнулась – очень сдержанно, одними губами, но искренне. Сделала знак следовать за ней и вышла под дождь.

Но когда она спускалась по ступенькам, вдруг замерла, вцепилась в перила до побелевших костяшек пальцев. Закрыла на мгновение глаза. Потом выпрямилась – как будто проглотила одну из своих линеек, и зашагала впереди странным неровным шагом – медленно, с трудом.

– Эй, госпожа, что с тобой? – Саадар нагнал ее и заглянул в лицо.

– Все в порядке. Не стоит беспокоиться.

Саадар разочарованно пожал плечами и пошел следом, чуть отстав. Ему хотелось помочь, но он знал, что это невозможно. Вряд ли ниарх примет от него помощь, даже если нуждается в ней.

Чем ближе Тильда Элберт подходила к дому, тем напряженнее делался ее шаг. Как будто что-то тяжелое давило ей на плечи.

– Обожди здесь, – поднявшись на широкую веранду, куда выходила задняя дверь, женщина обернулась к нему, потом, подумав, прибавила: – Если голоден, то на кухне есть похлебка и лепешки.

И хотя от голода крутило желудок, а из полуподвала тянуло вкусным запахом мясной похлебки и хлеба с тмином, Саадар замотал головой так, что брызги полетели во все стороны:

– Не стоит беспокоиться, моя госпожа.

Он вернул ей ее слова, но она ничего не ответила и просто вошла в темноту дома. А Саадар остался стоять на веранде, крыша которой протекала в двух местах, и там под текущие струйки воды были подставлены ведра. На веранде пахло мокрым деревом, и землей, и дымом из печной трубы, и свежим хлебом. И едва уловимо – теплым, как летний вечер, ароматом женских духов.

Удивительно – такой большой дом, а слуг почти нет. На стройке болтали о сундуках с золотом, которые госпожа Элберт прячет в подвалах, но сейчас верилось в это с трудом. Если что-то и есть в подвалах этого дома – то только темнота, мыши и пауки. Хотелось бы ему хоть глазком одним взглянуть, как госпожа живет, какой у неё дом – красивый?..

Саадар оперся о перила веранды, которые жалобно скрипнули под его весом. И вдруг заметил, что кто-то крадется через сад. Он тронул пояс и сплюнул от досады: шпагу-то уже не носил!.. Потянулся за ножом.

За деревьями мелькала тень. Ближе, ближе… Саадар вгляделся: мальчишка. Уличный оборванец – интересно, как он оказался здесь? Перелез через стену воровать яблоки?

Но не похоже – он шел, опасливо оглядываясь, подволакивая ногу, но куда идти – знал. А за ним волочилось что-то темное, похожее на зверя, цеплялось к ногам, как липкая черная грязь. Какое-то колдовство, будь оно неладно! Зачесались ладони, и мороз пополз от мокрых досок, вцепился крючьями в руки и ноги.

Еще и малолетнего колдуна на его голову не хватало!

Мальчишка шел неровным хромающим шагом, прижимаясь к стене каретного сарая, перебегая от одного куста самшита к другому, прятался, но неумело. И вдруг – сорвался с места и понесся в сторону крыльца, спотыкаясь, чуть ли не падая, влетел на веранду… и остановился перед Саадаром, почти врезавшись в него.