Ольга Голотвина - Представление для богов
— Да ничего страшного, глотнула водички, вот и все.
— Я... я не умею плавать... я захлебнулась... Прекрати ухмыляться! Ты тоже мог утонуть!
— Я? В этой луже? Да меня и силой не утопишь! Погоди, как-нибудь расскажу, как меня крутило в реке Бешеной!
— Любишь ты хвастаться... Лучше подумай, успеет ли наша одежда высохнуть до темноты? Ночи здесь холодные...
Путники уже достигли предгорья. Холмы становились все выше; горный хребет, грозно темневший в сумерках, уже не походил на рыбу.
Мелкие камешки посыпались у женщины из-под ног, она взмахнула руками, не удержалась и, плюхнувшись, съехала с откоса в огромную темную лужу — настоящее маленькое болотце.
Орешек спустился следом и подал ей руку:
— Ну, так ты и до утра не высохнешь... Погоди, да это не вода! Вей-о! Ну и воняет же! Какой только пакости нет в этом Наррабане!
Нурайна понюхала свои пальцы, испачканные чем-то темным, маслянистым.
— Знаешь, — серьезно сказала она, — если б ты сумел переправить это болотце в Грайан, то всю жизнь мог бы не заботиться о деньгах. Вот из этого и делают «небесный огонь»...
Нурайна обернулась через плечо, пытаясь рассмотреть перемазанную спину, и с огорчением убедилась, что перемазана отнюдь не только спина. Женщина бросила на своего спутника несчастный взгляд. Даже в сумерках было видно, как густо и мучительно она покраснела. Королевская дочь больше всего на свете боялась оказаться в смешном и глупом положении.
— Я... мне надо отчистить одежду...
— А для этого ее придется снять, — серьезно и сочувственно подхватил Орешек.
Нурайна испытующе заглянула ему в глаза, но не заметила насмешки (парень и впрямь был хорошим актером).
— Я сейчас... — хмуро сказала она. — Отойду на другой склон и попробую оттереть эту мерзость. Стой тут и жди...
Орешек остался один под темнеющим небом, среди недобрых холмов. У ног его лежала лужа черной поблескивающей жидкости, источающей неприятный запах, от которого щипало в носу. Неужели из этой гадости и делают «небесный огонь»?
Он вспомнил полыхающие осадные башни, вспомнил людей, катавшихся по земле в напрасной попытке загасить пылающую одежду. На миг парню стало страшно. Злая таинственная сила затаилась в черной вязкой жиже и готова была взметнуться багровыми языками, наброситься на путника, обнять, убить...
Зябко передернув лопатками, он достал бронзовый талисман. И сразу страх отступил: у Орешка была защита!
Вот уж не ожидал он, что в вонючем подземелье, у людоедов-нарров, сыщется такое сокровище! Верно говорят в Аршмире: «Чего только море на берег не выбросит — то утопленника, то жемчужину...»
Еще не очень стемнело, три змеи были видны четко. И надпись тоже. Вот оно, слово «огонь». И коротенькая фраза под ним. Совсем простая. Неужели она дает власть над стихией пламени?..
Размышления Орешка были прерваны злым насмешливым голосом:
— Ну, здравствуй, Сын Клана! Как тебе чужое имя? Не коротко, не узко, в плечах не жмет?
Орешек сразу узнал этот голос — и от волнения шагнул вперед, не заметив, что носки сапог ушли в вонючее месиво.
По щиколотку увязая в густой черной массе, шел к Орешку его смертельный враг. Белеющее в сумерках лицо, распяленный в страшной улыбке рот, безумные глаза...
Орешек переложил талисман в левую руку, а правую опустил на эфес Сайминги.
— Нет, — со злобным весельем проговорил тот, кто некогда был Соколом. — Второй раз ошибки не сделаю, с рабом клинки не скрещу. Умрешь такой смертью, какую заслужил... тебе такая в страшных снах не снилась!
Долго пребывать в растерянности Орешек просто не умел. Он стряхнул оторопь и вновь стал самим собой:
— Не знаю, откуда ты вылез, приятель, но ты как раз вовремя. Я тут составляю список, кого мне положено бояться до обморока. Могу тебя туда внести, под сто сорок первым номером...
— Не начинай юнтивара, это не для тебя, раб. Я же сказал, что ты умрешь не в поединке. Знаешь, что такое истинная магия, наследство Клана, то, чего не отнять никакому самозванцу? Сейчас узнаешь! Прощай навсегда!..
* * *Плащ Нурайны был бесповоротно погублен, его пришлось бросить. Остальная одежда, к счастью, почти не испачкалась...
Поднимаясь по склону холма, женщина увидела, как из-за вершины с ревом взметнулось ввысь чудовищное пламя. Ничего подобного ей видеть не приходилось. Немыслимый костер черным языком дыма лизал небо.
Она взбежала на вершину холма — и остановилась. Огонь, бесчинствующий внизу, не подпускал к себе: невыносимый жар дрожащей стеной встал меж женщиной и пламенем. Нурайна в ужасе огляделась. Где Ралидж? Показалось ей или нет, что в гул огня вплелся предсмертный вопль человека?
В этот миг пропавший спутник был для нее дороже брата, дороже собственной жизни, дороже всего на свете.
— Ра-алидж! — неистово закричала она.
И ответом на крик было чудо.
Оранжевый, с черной каймой дыма, огненный занавес чуть распахнулся, это было похоже на отогнувшийся лепесток цветка. Из пламени на песок шагнул человек и медленно пошел вверх по склону. На коже его не было ожогов, одежда ничуть не обгорела. На лице было написано глубокое потрясение.
Орешек остановился перед застывшей женщиной и протянул ей на ладони бронзовый диск.
— Вот, — сказал он каким-то не своим голосом. — Остались две змеи...
— Ты произнес заговор? Зачем?
— Так ведь загорелось все... И когда он успел поджечь? По-моему, он взглядом... Значит, он был магом, да?
Нурайна схватила своего спутника за плечи, встряхнула так, что у него лязгнули зубы, и закричала прямо в лицо:
— Очнись! Кто там что поджег?
Окрик привел Орешка в себя.
— И откуда он взялся... Сокол этот бывший... Ралидж...
— Что-о? Ралидж Разящий Взор? Он... он там, в огне?
Орешек промолчал, но молчание это было ответом.
Нурайна пошатнулась, шевельнула губами, пытаясь что-то сказать, а потом молча обогнула Орешка и пошла к огню, приблизившись к пламени, она сорвала с шеи бархатный мешочек на шнурке, с размаху бросила его в огонь и что-то зашептала.
Подошедший сзади Орешек не мог разобрать ни слова, но он и так знал, что Нурайна молится. Знал и то, что в мешочке была сухая хвоя. Отправляясь за море, многие берут с собой хвою: человек не знает, где его ждет смерть, а ели в Наррабане не растут...
Закончив молитву, Нурайна вскинула голову и сказала твердо и четко:
— Спасибо за то, что ты жил!
— Спасибо за то, что ты жил! — заставил себя Орешек произнести ритуальную фразу, в которой ни один грайанец не откажет мертвому — даже негодяю.
