Надежда Попова - И аз воздам
— Ваше Высочество.
На Штайнмара, произнесшего эти два слова, наследник обернулся с настороженным удивлением; фельдхауптманн помедлил, подняв взгляд к его лицу, и тихо, сдержанно спросил:
— Кем я должен себя считать в этом лагере в свете последних новостей? Я в плену, в заложниках?
— Да, возможно, политическая выгода того требовала бы, — не сразу отозвался Фридрих. — Вы — фельдхауптманн одного из основателей Сотоварищества, а то, что Швиц до сих пор не примкнул к остальным бунтовщикам — наверняка временно. Но… Поступить так с человеком, который сделал то, что сделали вы, было бы бесчестным, а поступить бесчестно я не могу. Вы вольны покинуть этот лагерь в любую минуту. И примите мою благодарность за вашу самоотверженность; к сожалению, ввиду текущих событий ничем более вещественным сейчас я ее подкрепить не могу: вознаградить вас серебром — полагаю, будет для вас оскорблением, да и ввергнет вас в немалую опасность.
Штайнмар коротко кивнул, оставшись сидеть, как сидел, и все так же негромко произнес:
— Несколько дней назад, на пути в Ури, я кое-что сказал майстеру Гессе. Я сказал, что не вижу в вас правителя. Что вы, несомненно, хороший человек, но отчасти и потому — плохой наследник Империи. Что однажды вы сделаете ошибку, которая погубит вас, Империю и всех, кто с нею связан.
— Похоже, вы оказались правы, — невозмутимо согласился Фридрих, и тот качнул головой:
— Нет, Ваше Высочество, я ошибся… — фельдхауптманн запнулся, невольно проведя ладонью по своим седым волосам, и, кашлянув, договорил: — Ошибаются все. Непогрешимых не существует. И вопрос лишь один — ради чего все это. Что-то стоит и опасности ошибиться, что-то стоит и вероятия погибнуть… Если я свободен, — сам себя оборвал он, — то, с вашего позволения, я бы хотел как можно скорее вернуться в Швиц. Если еще не поздно и я буду достаточно красноречив, на вашей стороне останется еще один орт. Вы сказали, что не можете отблагодарить меня…
— Просите, — властно перебил Фридрих. — Все, что в моих силах.
— Коня. Порезвей. Мне бы не хотелось терять время.
* * *
— Мне поначалу думалось, — проговорил Каспар неспешно, — что ты, если я проиграю, сотворишь нечто символическое, что повторило бы нашу встречу в замке, но повернуло бы ее другим концом. Скажем, выстрелишь мне в ногу и ключицу. Или попытаешься вынудить просить о жизни или смерти, без разницы. Это уже потом мне стало ясно, что месть тебе не нужна… А вышло, смотри-ка, еще забавней. Курт Гессе подчинил меня своей воле и заставил идти за ним послушной куклой… сколько? Три дня? Смутно помню.
— Около того, — сдержанно отозвался он. — Проводник пытался выбирать путь попроще, дабы ты ненароком не сверзился со скалы, а потому получилось довольно долго. Да и шагал ты, прямо скажем, не как курьерский конь.
— Отместка вышла на славу, такого б и я не придумал, — усмехнулся Каспар и задумчиво поболтал баклагой, пытаясь по звуку понять, сколько в ней еще осталось. — Знаешь, девчонка на тебя похожа. Да, мордахой вся в мать, способностями и посильней будет, когда подрастет, но натура… Она ведь довольно быстро догадалась, что я не добрый дядюшка. И играла со мной, делая вид, что верит всему. А я делал вид, что этого не замечаю; я все ж не оставлял надежды однажды это переломить — в конце концов, тебя же переломили, а ты был старше нее, когда оказался в своей академии… Опасная будет женщина, — оборвав самого себя, вдруг сказал Каспар уже серьезно. — Нарочно это сделала твоя ведьма или нет, но в девчонке превосходно соединилось лучшее от вас обоих.
— Чем это она тебя так шарахнула?
— Так спроси об этом у нее.
— Мне было бы интересно мнение expertus’а со стороны.
— Понимаю, — кисло усмехнулся Каспар и, посерьезнев, ответил: — Я тебе так скажу, майстер инквизитор. У тебя два выхода: или вылепи из девчонки свое подобие, или убей и сожги ее прямо сейчас. Сотворила она это с испугу, ясное дело, так просто еще раз что-то подобное выкинуть не сможет… Но это пока.
— Так что это было?
— Удар.
— В каком смысле? — нахмурился Курт, и Каспар снова усмехнулся:
— Тебя когда-нибудь били изнутри?.. Знаю, били. Вспомни дело в Кельне и свою единственную встречу с Мельхиором… Это было нечто подобное. Не знаю, как тогда удалось выжить тебе, твоя ли уникальность тому причиной или старый пень не рассчитал и ударил слишком слабо, но если б там, на берегу Ройса, на моем месте был любой другой простой смертный, он бы так там и остался. Повторю, что сказал: опасная будет женщина… Сам-то ее не побаиваешься? Или не осмыслил пока?
— А что за женщина была с тобой, когда ты сманил Альту? — не ответив, спросил Курт, и тот равнодушно отозвался:
— Тебе не все ли равно, кем был труп, который вот уж месяц где-то гниет?
— А ложный ты с ложной Альтой? Тот, которого видели под Магдебургом? Они — кто?
— Крестьяне, — так же безучастно пожал плечами Каспар. — Много денег, немного слов — и он согласился побродить по Империи вместе с внучкой. Деньги и слова творят чудеса, порой еще более невероятные, чем чародейство, знаешь ли.
— Не сомневаюсь. Две остальные стрелы Вотана — где они?
— Потерял в лесу, когда бежал, — ответил Каспар и, встретив красноречивый взгляд, усмехнулся: — Можешь не верить. Но две из трех стрел лежат где-то в зарослях леса в Ури. Впрочем, я бы не твоем месте не беспокоился. Третья ведь у тебя? Можешь просто выбросить. Они утратили свои свойства, и вряд ли в ближайшее время он захочет снова вернуться и хоть кого-то одаривать силой. Ему здесь… не понравилось. А как тебе?
— Что? — непонимающе нахмурился Курт, и арестант вкрадчиво повторил:
— Как тебе понравилось? Древо. Он сказал, что ты видел его, что это ты сломал ветвь и его это даже удивило… И как оно тебе?
— Занимательно, — сдержанно кивнул он, и Каспар невесело усмехнулся:
— А знаешь, ты счастливчик. Сейчас, чтобы это увидеть, надо пройти через многое, а тебе все просто преподнесли на блюде и вручили… А ведь еще лет шестьсот назад, и даже двести, Древо было узреть куда проще. У Эресбурга стояло одно. И в Уппсале. И на Рюгене. И еще много где. А потом являлись твои предшественники, срубали и сжигали их.
— Это Вотан тебе рассказал перед тем, как ты упился его кровью?
— Ты же понимаешь, что говорить я не буду, — вдруг серьезно и тихо сказал Каспар и, подумав, отставил баклагу в сторону. — В Ульме я сказал, что однажды хотел бы встретиться и поговорить по-людски… Что ж, сойдет и так. Но говорить о том, что хочешь услышать ты — не буду. И ты знаешь, что даже хваленый Молот Ведьм не заставит меня это сделать. Ты сказал — мы оба знаем, почему я не стану бежать… Да, знаем. И мы оба знаем, что я пойду до конца.
