Лана Туулли - Алхимик в Пустыне
— Где она? — сдавленным голосом спросил инспектор.
— Кто? Мэтресса Вайли? — вон за тем барханом. Сейчас мы поднимемся на очередной выступ, увидим…
— Далия! Где Далия? — закричал Клеорн. Почуяв, что Лео намерен выкручиваться и врать, как пьяный менестрель, сыщик рассердился так, что чуть не придушил этого злоумышленника-самоучку. — Лео, я не шучу! Клянусь небом, если вы не скажете мне, где Далия, я отделаю вас так, что самые уродливые горгульи станут вам сочувствовать! Где она?!
— Я не уверен… — промямлил Лео. — Но, кажется, она отправилась куда-то сюда, чтоб посмотреть, как будут финишировать существа-претенденты. Вы не беспокойтесь, ее не похитили, она жива и здорова… По крайней мере, очень на это надеюсь.
Обломки пирамид
Спотыкаясь на каждом втором шагу, Далхаддин спешил следом за убежавшим далеко вперед отрядом големов. Иногда ученик мага останавливался, тяжело переводил дыхание, пытался как-то справиться с жутким ощущением, что глотка у него обожжена и высушена, что внутри тела не осталось ни капли жидкости, что сердце вот-вот вырвется из груди, и побежит по Пустыне, трепеща пересохшими жилами… В итоге Далхаддин упал на колени, поводя боками, как загнанная лошадь. Невесть откуда взявшаяся черная борзая — наверное, промежуточный чемпион гонок, — подошла к человеку, понюхала и приветственно тявкнула.
— Помираю я, дружище… — хотел прошептать Далхаддин, но не смог по причине жуткой усталости.
Что-то творилось вокруг. Уже давно наступило время рассвета, но всё небо было затянуто свинцовыми, тяжелыми тучами, из-за которых не падало ни единого лучика солнца. Ветер стих, а главное…
Далхаддин чувствовал неумолимый, настойчивый, жуткий, как безумие, шепот воды. Она будто смеялась, щекотала обнаженные нервы, колола мозг иголочками снежинок, и ускользала сквозь пальцы…
Полцарства за стакан воды? Сейчас Далхаддин согласился бы и на менее выгодную сделку. Он отдал бы всё и душу в придачу, если бы кто-нибудь пообещал ему хотя бы один глоток. Как это в стиле Кадика ибн-Самума! Провернуть коварный план, четко спланировать собственные действия, расставить помощников на условленные позиции, подготовить даже потайных союзников… Дурацкие големы! То ли Далхаддин так и не научился ими управлять, то ли чары выветрились, то ли случилась одна из досадных мелочей, которые и называются "законом подлости"…
Собака подошла и облизала упавшему человеку лицо.
— Спасибо, милая, — прошептал Далхаддин. Ощущеньицо то еще, но не будем привередничать. Почувствовав некоторое подобие влаги на пересушенной коже, ученик мага чуть-чуть очнулся (скорее от гадливости, чем от приступа вдохновения) и попытался наколдовать себе какую-нибудь защиту от пересыхания и усталости.
Как он и ожидал, получилось едва-едва…
На чем он остановился? Ах, да… Как это в стиле наставника! Предусмотреть тысячу мелочей, позволить обстоятельствам работать на себя — и забыть снабдить самого верного, самого послушного из союзников хотя бы фляжкой воды… Может, заставить големов раскопать какой-нибудь колодец? — додумался Далхаддин. Рассеянно пробежался пальцами по заткнутому за пояс жезлу Первого Голема. Заставить-то можно, но вот что они найдут? На сорок лик в округе от Абу-Кват нет ни одного живого источника, это всем известно… Так откуда же взялось это навязчивое, неотступное ощущение, что вода есть, что она зовет и манит, шепчет, молит о помощи?
— Держаться, Далхаддин, держаться! — приказал себе ученик мага. Сейчас не время поддаваться безумию, надо выполнить порученную миссию и расправиться с существами-претендентами. Жалко, конечно, тварюшек, среди них были любопытные экземпляры…
Над головой Далхаддина пронеслась какая-то мягкая тень. Собака тявкнула, прижимаясь к человеку в поисках защиты. Эльджаладец осторожно повернул голову — рядом, на упавший каменный блок приземлилась странная тварь. Сначала Далхаддин увидел широкие орлиные крылья, рыжую львиную спину и принял ее за сфинкса, но Духи Пустыни были милостивы. У твари была орлиная голова, увенчанная большим острым клювом, и умные, лишенные сфинксовой загадочности, карие собачьи глаза…
А потом из свинцовой мглы, которой было затянуто дно ущелья, прямо на Далхаддина выбежал громадный, как дом, Золотой Жук. С воплем убежав в сторону, эльджаладец увидел, как мимо него пронеслись-пробежали-пролетели шесть с половиной дюжин разнообразных тварей.
Отряд големов, притаившихся в засаде, существа-претенденты не заметили. Ну, конечно, не совсем чтобы нет… Хрупнуло под сяжками Золотого Жука что-то такое…
— Надо бы вернуться к учителю, — прошептал Далхаддин, наблюдая, как толпа соревнующихся тварей удаляется в направлении Абу-Кват, — Сказать, ему, что план не удался. Вопить будет… Побьет…А, ладно, главное, чтобы хоть глоток воды дал.
Собака согласно тявкнула, взмахнула хвостом и убежала следом за прочими существами.
Пошатываясь, ученик мага развернулся, оглянулся по сторонам и попытался определить направление, в котором больше шансов отыскать Львиный Источник.
За его спиной стоял ллойярдский джорт. За дни скитания по Пустыне тварь покрылась серым слоем пыли, на ее спине и шее добавилось царапин, на угрюмой уродливой морде читались усталость, покорность судьбе… и жуткая жажда.
— Я б наколдовал тебе воды, — честно-честно пообещал Далхаддин-Улитка. — Но понимаешь, маны нет. Мне не жалко, клянусь! Но даже для себя не получается…
Джорт качнул головой, провел лапой по песку и гравию, взмахнул хвостом, напрягся…
Вода? О чем ты, человечек? С чего ты взял, что жаждать можно лишь воды?
Львиный Источник
Кто сказал, что жаждать можно только воды? Что искать — только утраченное? С чего вы взяли, что боготворить можно лишь того, кто достоин восхищения и взрыва чувств? Почему из всех страстей, которые сжигают человеческое сердце, люди выбрали и обозначили единственно возможной любовь? Кто, зачем, почему?
Те, кто совершил подобный выбор, никогда не испытывал подлинной, пробирающей до нутра, жгучей, звериной жажды.
Жажда начинается не тогда, когда закончился последний глоток воды, сосуд опустел, и ваше горло покрывается горьким несмываемым налетом, спекаясь, как иссушенная земля. Жажда начинается тогда, когда вы напились досыта прохладной сладкой водицы, окунулись в сияющий бирюзой источник, почувствовали всей кожей упругое сопротивление и звонкую радость, растворенную в веселом перестуке капель дождя… Жажда начинается тогда, когда вы понимаете, что вода — вот она, в городском фонтане, небесной туче, деревенском колодце, покрытой кувшинками реке, — но вам до нее никогда не добраться.
