Люба Штаний - Отпуск на 14 дней
теперь дорога уходила практически прямой линией чуть вверх. Лошадка выровняла бег, и теперь нас
не швыряло туда-сюда. В сильных руках большого и сильного мужчины я чувствовала себя маленькой
и слабой. Да, очень нужной, любимой, драгоценной практически, но слабой. Это было очень приятно,
волнующе.... Но непривычно и странно. И страшно, если честно.
Проблема в том, что я не люблю бояться. Просто не считаю себя вправе сдавать позиции перед
страхом. Слишком много растоптанных и поломанных я видела среди тех, кто ему уступил. Наверное,
поэтому я решила высказать вслух всё то, что мучило практически с первых дней, когда наваждение
вошло в мою размеренную и устроенную по моим правилам жизнь. Только поэтому, я осторожно
пересела с коленей даймона на соседнее сидение, игнорируя его протест. Слабый, впрочем.
Осознав, что говорить буду только так, Нагив приказал ехать чуть медленнее и окутал нас
мерцающей плёнкой полога неслышимости. Откровенно говоря, такое молчаливое принятие моего
решения порадовало. Ночь, летящие мимо чужие земли в серебристом лунном свете, дрожь его
близости где-то под кожей, и почти непреодолимое желание забыть о всех сомнениях и страхах и
просто утонуть в синих глазах, отдавая всю себя во власть наважденья мешали говорить, но...
- Нагив, я взрослая девочка и прекрасно понимаю, что не существует ситуаций, в которых можно
просто взять и перестать отвечать за свои поступки. - Произнесла я наконец, глядя в пол. - Но рядом с
тобой почему-то не могу адекватно мыслить и, как следствие, чувствую себя дурой. Меня это... бесит.
Привыкла жить умом, а не эмоциями и практика показала, романтичные наивные барышни под
раздачу всегда попадают первыми. Не хочу превратиться в такую вот идиотку, обвешанную лапшой и
розовыми соплями. Просто не хочу... Я ни в коем случае не предъявляю тебе претензий по этому
поводу. Это моя личная проблема и моя вина перед самой собой. Наверное, и перед тобой тоже. Но
если действовать разумно, мне нужно сейчас сделать всё, чтобы быть как можно дальше от того,
рядом с кем перестаю быть собой фактически. Мне бы нужно бежать от тебя как можно быстрей.
Я старалась не смотреть на любимого, опасаясь, что просто не смогу говорить. Напряжённое
молчание даймона говорило больше, чем любые слова. Именно напряжённое, а не гневное или
насмешливое. Краем глаза я видела как судорожно и сильно сжались в кулак его пальцы, и знала, что
делаю ему больно. Тому, кому меньше всего на свете желаю подобного. Только промолчать сейчас
значило остаться молчаливой навсегда. Не уверена, что в таком случае спустя пару лет не
возненавижу эту любовь. В том, что любить буду я не сомневалась. Слишком глубоко и ярко проникла
синева, но любить и ненавидеть одновременно, думается, ещё больнее.
И я давилась словами. Буквально давилась, пропихивая их наружу через сжатое судорогой
осознавания горло, но говорила. И ждала... Не помощи, не совета - реакции. Если он сейчас махнул
бы рукой и сказал, что всё это глупости и мне не стоит даже переживать по этому поводу... Не знаю.
Просто не знаю как, но я бы нашла способ оборвать это безумие. Возможно, провела бы эту ночь с
ним, чтобы почувствовать в полной мере чего лишаюсь, но всё же... Нашла бы способ уйти. Просто
чтобы не перестать быть собой. Да, люблю его больше жизни. Да, всё остальное перестаёт иметь
значение, когда рядом с ним. Но в этом-то и беда. Я сама тоже перестаю иметь значение для себя же.
Самым логичным и правильным с точки зрения циника, которым я всё же в немалой степени
являлась, было просто устранить из системы тот единственный элемент, который разрушал, менял
все мои принципы, взгляды на жизнь, сухие, но действенные правила, которым она подчинялась, но...
Но Нагив слышал меня. Не только слушал, но и слышал. А это уже означало, что имеет смысл не
только говорить, но и быть рядом. Что можно, можно найти другой выход! Что...
- Но, с другой стороны... - Я осторожно накрыла ладонью его руку. - Не могу тебя потерять. Не
представляю, как вообще смогу без тебя. Если бы знала, что не нужна тебе, справилась бы рано или
поздно. Может, я и выгляжу слабой, но это - временное явление. Я привыкла быть сильной, и я это
умею. Знаешь, я действительно очень изменилась за последние недели, но многое из того, что
произошло, в принципе обратимо. Прости, но не сказать этого я не могла, потому, что если просто
плюну на всё, рискую когда-нибудь осознать, что меня как самостоятельной мыслящей единицы
больше нет, и возненавидеть и себя, и тебя... Мне страшно, а я не люблю бояться и предпочитаю
решать проблемы, а не отмахиваться от них.
Лошадка уже плавно остановилась у высоких ворот. Нагив молча поднял и вынес из брички, чтобы
поставить на землю. Так же молча он расплатился с возницей, почему-то крепко держа меня за руку.
Интересная реакция. Поставил на ноги, но не отпустил, сжимая ладонь нежно, но крепко, ясно давая
понять, что освободить пальчики из захвата не выйдет.
Всё так же не нарушая напряжённой тишины, мы проводили бричку взглядами. Минут через десять,
когда экипаж уже превратился в тёмное пятнышко на серебристой в лунном свете дороге, даймон
потянул меня куда-то вправо от ворот. Не заходя в поместье, мы прошли вдоль стены. С каждым
шагом я всё глубже и дальше загоняла то чувство, что заставляло забывать обо всём. Наважденье...
Пусть моё, любимое, но всё же наважденье... Жизнь слишком сложная штука, чтобы так просто
поддаться ему, позабыв обо всём что знаю, обо всём чему эта самая жизнь научила. А уроки она
умеет давать. Иногда такие, что выть хочется от бессилия и безнадёжности, но именно благодаря
таким урокам учишься находить выход всегда, при любых обстоятельствах и не ломаться в процессе.
Почти уверившись в том, что это тот самый очередной урок, я спокойно шагнула в небольшую
калиточку, до того неприметную в высокой стене, что заметить её незнающему было бы невозможно.
Нагив закрыл за нами дверцу, вновь ставшую практически невидимой, и повёл по тёмному пустому
саду. Это был именно сад. Узкая тропка вилась между высокими деревьями, за стволами которых
виднелись клумбы, фонтаны, беседки, лавочки, широкие дорожки, сверкающие отражённым лунным
светом. Но мы шли по едва заметной тропинке, и выступающие корни, спрятанные в обилии опавшей
листвы, норовили уронить оземь.
Когда я в очередной раз споткнулась и чуть не упала, мужчина молча подхватил на руки и понёс,
