Робин Хобб - Волшебный корабль
Поблизости от умирающего им пришлось низко нагнуться. Здесь рабы лежали так плотно, что, делая шаг, трудно было на кого-нибудь не наступить. При виде яркого фонарного света несчастные начинали шевелиться и тихонько шушукаться.
— Вот тот, о ком я говорил, — показал Уинтроу. И пояснил жрецу, лежавшему рядом: — Это Гентри, старпом… Он согласился позволить мне вынести твоего друга наверх.
Раб-жрец приподнялся, моргая в ярких лучах фонаря.
— Да пребудет с тобою милость Са, — сказал он старпому. — Я — Са'Адар.
Гентри никак не прокомментировал ни того, что невольник вздумал ему представиться, ни того, что он претендовал на священнический сан. Уинтроу показалось, что старпом почувствовал себя неудобно — как это, его представляли рабу!.. Нагнувшись, Гентри опасливо потрогал горячую кожу умирающего раба.
— Жар, — объявил он, как будто это и так не было очевидно. — Вынесем его отсюда, пока зараза не распространилась.
И он потянулся вбок, к толстенной скобе, загнанной в дерево «Проказницы». К скобе крепилась длинная цепь, державшая целый ряд невольников. Соленость морского воздуха и влажные человеческие испарения успели потрудиться над висячим замком. Гентри пришлось повозиться, прежде чем замок, скрежетнув, разомкнулся. Ему пришлось еще бороться с дужкой, никак не желавшей выходить… Но вот наконец свободный конец цепи упал на грязную палубу.
— Отстегни этого малого от остальных, — велел старпом Уинтроу. — Потом закрепишь прочих — и потащим его на палубу. Да пошевеливайся давай! Не нравится мне что-то, как «Проказница» идет по этой волне!
Уинтроу без труда понял: Гентри просто не хотел прикасаться к заросшей гнусной слизью цепи, что проходила сквозь кольца всех ножных кандалов. Что до самого Уинтроу — его человеческие испражнения и свернувшаяся кровь с некоторых пор волновали всего менее. Держа в руке фонарь, он пополз на карачках вдоль ряда рабов, с рокотом и звяканьем протаскивая цепь сквозь кольца, пока не добрался до умирающего — и не высвободил его.
— Погоди… прежде чем ты его заберешь… — попросил раб-священник. И нагнулся прикоснуться ко лбу своего друга: — Да благословит Са тебя, орудие Своего промысла… Покойся с миром.
…И тут же, безо всякой паузы, с быстротой кусающей змеи Са'Адар подхватил с полу фонарь — и с силой метнул. Мощи и меткости его броска оставалось только изумляться. Уинтроу успел заметить, как округлились от ужаса глаза Гентри — а в следующий миг тяжелый металлический фонарь угодил старпому прямо в лоб. Стекло от удара разбилось, Гентри повалился со стоном. Фонарь упал рядом с ним и покатился под уклон, ибо корабль как раз кренился на борт. По полу пробежала масляная дорожка, но огонек не погас.
— Лови фонарь! — рявкнул на Уинтроу Са'Адар, выдергивая цепь из обмякших рук мальчика. — Живо, живо, пока пожар не начался!
Предотвращение пожара было делом первейшим, тут двух мнений быть не могло. Уинтроу бросился за фонарем, замечая в то же время, как слева и справа от него начали шевелиться рабы. Металл гремел по металлу — цепь с лихорадочной быстротой продергивали сквозь ушки кандалов. Уинтроу сгреб фонарь и поспешно поднял его, убирая подальше от разлитого масла. Он вскрикнул, поранив ногу о кусок разбившегося стекла, но вскрик боли тотчас сменился воплем ужаса — он увидел, как один из освобожденных рабов для начала сомкнул руки на горле потерявшего сознание Гентри и, кажется, вознамерился его придушить.
— Нет!.. — закричал Уинтроу… Но раб уже приподнял старпома — и что было силы шарахнул его головой о ту самую скобу, к которой недавно крепилась цепь. Уинтроу увидел, как мотнулась голова старпома, и понял каким-то внутренним чутьем, что его заступничество опоздало. Гентри был мертв… А рабы освобождались с такой быстротой, с какой вообще было возможно продергивать цепь.
— Отлично сработано, малыш, — хлопнул Уинтроу по плечу один из рабов. Мальчик смотрел на тело старпома… Он видел, как тот же самый раб отцепил ключи от пояса Гентри. Все происходило так быстро, и он, Уинтроу, определенно был частью происходившего, но где именно было его место? Он не знал. Уж в убийстве Гентри участвовать он всяко не хотел…
— Он не был плохим человеком! — вдруг крикнул Уинтроу. — Не надо было его убивать!..
— Тихо! — резким голосом приказал Са'Адар. — Всех переполошишь, а мы еще не готовы! — И он оглянулся на Гентри: — Хороший человек, говоришь? А как же он мирился с тем, что на этом корабле происходило? Иногда требуется жестокость, чтобы превозмочь жестокость еще большую, — добавил он уже тише. Такого изречения Са Уинтроу до сих пор не слыхал… Са'Адар вновь посмотрел Уинтроу в глаза. — Ты вот о чем лучше подумай, — велел он ему. — Стал бы ты нас обратно приковывать, как он тебе приказал?… Ты, сам носящий на лице татуировку?
Ответа ждать он не стал, и Уинтроу испытал этакое виноватое облегчение, ибо не знал, как ответить. Если, заново прикрепив цепь, он сохранил бы жизнь Гентри… стал бы он это делать? Если, заново прикрепив цепь, он обрек бы всех этих несчастных на жизнь в вечном рабстве… стал бы он это делать? Сколько вопросов, а ответов — ни одного. Уинтроу снова посмотрел в застывшие черты Гентри… Он крепко подозревал, что и старпом ответов на такие вопросы не знал.
Жрец между тем быстро ходил по трюму туда и сюда, отмыкая одну цепь за другой. Бормотание освобождавшихся рабов сливалось с гулом стихии: снаружи вовсю разыгрывался шторм.
— Проверь карманы ублюдка: может, там и от этих кандалов ключик найдется, — попросил кто-то хриплым шепотом, но Уинтроу не пошевелился. Просто не мог. Лишь наблюдал с ошарашенной отстраненностью, как двое рабов обшаривали одежду старпома. Кандальных ключей у Гентри при себе не было, но его поясной нож и иные мелкие принадлежности живо разошлись по рукам. Кто-то из невольников мимоходом плюнул на тело… А Уинтроу все никак не мог сдвинуться с места. Стоял столбом, держа в руке фонарь, — и смотрел, смотрел…
— До настоящей свободы нам еще далеко, — тихо обращался Са'Адар к окружившим его людям. — Но мы выберемся, если будем вести себя по-умному. А потому — тихо! Всем молчать! Надо освободить как можно больше народу, пока на палубе ни о чем не догадываются. Мы превосходим числом, но мы истощены и в цепях. С другой стороны, этот шторм вполне может сыграть нам на руку… Они все будут заняты, а потом станет слишком поздно! — Тут он обернулся к Уинтроу и улыбнулся, но улыбка вышла жесткая. — Пошли, паренек! Тащи фонарь! Потрудимся во имя Са!.. — И тихо предупредил остальных: — Посидите еще в темноте, а мы пока выпустим остальных. Терпение, друзья! Терпение и отвага! Молитесь! И помните: если вы слишком рано поднимете шум, вы всех нас обречете на смерть, да и то, что совершил этот храбрый малыш, пойдет коту под хвост! — И опять обратился к Уинтроу: — Показывай, куда идти. Надо один за другим обойти все трюмы, и тогда мы сможем застать команду врасплох. Это наш единственный шанс…
Уинтроу, онемевший от потрясения, повел его в темноту… Сверху раздался первый перестук тяжелых капель по палубе: начинался дождь. Шторм, разыгрывался шторм… И грозил охватить корабль не только снаружи, но и изнутри.
— Плевать мне на погоду… Я хочу этот корабль!
— Так точно, кэп. — Соркор, казалось, собрался было сказать что-то еще, но передумал.
— Пустимся за ним, — продолжал Кеннит. Он стоял на шкафуте и смотрел вдаль, держась за поручни обеими руками, по-сухопутному. Там, впереди, поблескивал серебром корпус живого корабля, резавшего высокие волны. Он звал Кеннита, он манил… — У меня есть предчувствие, — не отрывая от него взгляда, проговорил капитан. — Этот будет нашим!
Налетевший гребень ударил «Мариетту» в скулу. Взвилась пена и всех вымочила с ног до головы. Ледяная вода приятно захолодила болезненно горевшее тело, но даже этот, в общем-то, легкий толчок едва не снес Кеннита с ног… вернее, с ноги. Лишь руки на поручнях и крепкая хватка помогли ему удержать равновесие. «Мариетта» перевалила гребень и нырнула вниз, и Кеннит опять едва устоял. Он уронил костыль, и деревяшку немедленно утащила вода, ринувшаяся в шпигаты. Пришлось еще крепче вцепиться в фальшборт и проорать Соркору, скрывая свой позор:
— Проклятье! Да выровняй же ее!
Вряд ли, правда, старпом услышал его. Только что стоявший подле капитана, он уже убежал к штурвалу и теперь раздавал команды матросам.
— Давай я в каюту тебя отведу? — возникла у Кеннита за плечом вездесущая шлюха. На самом деле он только что собирался именно это ей и приказать. Она, как всегда, все испортила. Теперь придется ждать, чтобы позволение себя отвести выглядело как его собственная идея, а не ее. Или пока он не придумает достойного повода туда отправиться. Вот же херня!.. Здоровая нога начала уже уставать. А больная просто свисала — бесполезный груз, горячий, тяжелый ком боли.
