Ярослава Кузнецова - Золотая свирель
— Письма в такую даль не посылают в единственном числе.
— Этим занимался отец, мама. Я не знаю, сколько было писем.
Все ты знаешь, подумала я. Лорд Клест мог отослать хоть десяток, твоими стараниями не дошло ни одно. Каланда повертела в пальцах нож и аккуратно положила его на серебряную тарелку. От тихого звяка меня передернуло.
— Ладно. Еще вопрос. Вита, ты прекрасно знала, что в Амалере живет твоя старшая сестра, и она для нас с тобой опасна. Хочешь сказать, ты об этом позабыла?
Мораг, криво ухмыляясь, поглядывала на сестру. Прикусила губу, видимо, стараясь удержать едкие замечания. Корвита сидела, опустив ресницы, и созерцала свои сцепленные пальцы.
— Я собиралась просить короля Найгерта, чтобы он к свадьбе куда-нибудь отослал принцессу. А потом отправила бы к ней верного человека с письмом, где все бы объяснила. Я надеялась, мы найдем общий язык. Мы же сестры.
Каланда покачала головой, отрезала кусочек сыра и положила его на хлеб. Ничего не сказала.
Я молча смотрела на хорошенькую паршивку. Ткнуть бы в нее пальцем и разразиться обличительной речью, но я молчала. Пусть выкручивается. Пусть она выкручивается, а Мораг ее топит, если захочет. Мне опротивело копаться в чужом белье.
— И тебя совсем-совсем не волнует, что Герт — твой брат? — не выдержала Мораг.
— Он не брат мне. — Корвита примиряюще улыбнулась. — И тебе не брат. Я это знаю, сестра. Я даже знаю, чей он сын. Вычислить было проще простого.
— Мне — точно не брат. А вот тебе — племянник. Вам нельзя жениться.
— Подумаешь — племянник! Это почти что кузен. В Найгоне двоюродное родство — не повод отказываться от женитьбы.
— Мы не в Найгоне! — рявкнула принцесса, сжимая кулаки. — Мы в Даре! Поворачивай оглобли, чучело, и катись в свою занюханную Галабру!
Бац! Каланда с силой хлопнула ладонью по столу. Аж блюдо подпрыгнуло.
— Спорить будете потом. Потом, я сказала! Сейчас вы рассказываете. Мораг, твоя очередь.
Та выдохнула шумно, скрипнула зубами. На скулах ее проступили красные пятна, а шрам побагровел.
— Прикажи подать вина… мать. Я не могу пить эту болотную водичку.
— Вита, озаботься. Мореле, дорогая моя, успокойся и рассказывай. Что ты здесь делаешь, на полдороге к Галабре?
Корвита озаботилась лично и вышла из комнаты. Она явно побаивалась мать и старалась быть паинькой, чтобы не раздражать ее больше чем уже есть.
— Я искала тебя. — Принцесса еще раз вздохнула и принялась знакомым жестом тереть ключицы сквозь кольчугу и кожаную котту. — Мы с малявкой вскрыли гроб и нашли в нем кукол. Решили, что тебя украл какой-то колдун. А перед этим спрашивали отца… то есть, короля Леогерта. Он сказал, что тебя нет среди мертвых.
Каланда вытаращила на меня глаза:
— Ты умеешь говорить с покойниками?
— Не я. Грим с кладбища. Небольшая сделка.
— Боже мой. Зачем вы вскрывали гроб?
— Затем что малявкин грим заявил: в гробу нет тела. Где малявка этого грима подцепила, я не знаю.
Вернулась Корвита. Она прижимала тяжелый кувшин к груди, оберегая поцарапанную лапку. Мораг протянулась было за вином, но отдернула руку, а Корвита отскочила, плеснув красным на халат. Сестры сцепились ненавидящими взглядами.
— Вита. — Моя бывшая королева устало помассировала виски. — Вита, налей всем и сядь. Не время играть в гляделки.
Я отказалась, Корвита налила матери и себе и поставила кувшин в центр стола.
— А она пусть сама за собой ухаживает.
Мораг ухватила кувшин и присосалась к нему, не обратив внимания на пододвинутый матерью бокал.
— Господи мой Боже… — Каланда поморщилась, глядя как дочь некрасиво и жадно пьет, проливая вино на одежду. — Мореле, ответь мне, зачем ты рвалась в дом и порубила моих людей?
— Хотела лахудре этой шею свернуть. Клестихе ощипанной, вороне вороватой. Потому что колдуном оказалась именно она. Невеста, каррахна, мокрое место!
Корвита сузила глаза, но промолчала. Каланда нахмурилась:
— Каким колдуном?
— Мы думали, тебя колдун украл! Злобный колдун, украл и держит в плену!
— Я не крала маму, — снисходительно усмехнулась Корвита. — Я слишком маленькая была. Это она меня украла, если уж на то пошло.
— Малявка говорила, ты колдовала. Она тебя видела!
— Где? — напряглась юная леди Клест. — Когда?
Все обернулись ко мне. Я пожала плечами:
— Сегодня вечером, у перрогвардов. Я сидела в клетке со своим хвостатым дружком.
— Каким дружком? — Каланда даже стукнула кубком по столу. Корвита тут же подхватила жбанчик с сидром и ловко наполнила ее бокал. — Вы меня запутали совсем. Теперь ты рассказывай, Леста. Все нити к тебе сходятся. Похоже, это твоя паутина, араньика.
Када аранья асе ило де теларанья.
— Если уж рассказывать, то с начала. Каланда, ты знаешь, что попала в Сумерки моими трудами?
— Знаю. — она покачала бокал. — Все я теперь знаю. Чересчур сильное чувство может спровоцировать на магическое действие даже неинициированного эхисеро. Только действие это неуправляемое, и потому опасное.
— Чересчур сильное чувство может спровоцировать на магическое действие любого человека, Каланда. Любого. Особенно, если это сильный страх. Страх творит чудеса. Страх открывает ворота в другой мир.
— Не согласна, араньика. Иначе я бы видела в своей жизни гораздо меньше трупов.
Тоже правда.
Как мне не хотелось отмолчаться, пришлось рассказывать про свои приключения. Многие из них даже Мораг были вновинку. Я рассказывала, бесцельно катая в ладонях пустой бокал, стараясь быть как можно более краткой и отстраненной, рассказывала об Ирисе и Амаргине, о Вране, о Королеве, о Стеклянном Острове и о моей фюльгье. Немного замялась, когда дошла до клада Короля-Изгнанника на Стеклянной Башне. Облизнула сухие губы.
Корвита тут же потянулась через стол налить мне. Подлизывается, глупая. Едва дотянулась, едва не опрокинула бокал. Загремел стул — Мораг неожиданно вскочила. Метнулась длинная рука, наотмашь ударив Корвиту по запястью, жбанчик отлетел, расплескивая струю, бокал опрокинулся, и золотистая лужица сидра на столе тут же поросла облаком шипучей пены.
— Ты! — задохнулась принцесса. — Что ты бросила в чашку? Что? Я видела! Ты…
Мораг вдруг запнулась. Корвита сделала шаг назад, еще один шаг и застыла, прижимая к груди трясущиеся руки. Она смертельно побледнела. Нет! Это таяло слепое пятно, и землистая кожа превращалась в лилейно-белую. В волосах заструилось серебро, широкая прядь словно Млечный Путь — ото лба и до пояса, и вторая, поскромнее, у левого уха.
Мораг присвистнула:
— Итить твою через семь гробов! Я уж решила, в тебе кровь дареная не сказалась никак.
