Вольфганг Хольбайн - Возвращение колдуна
— Все в порядке? — спросил Коэн.
Я кивнул, но только потом понял, что Коэн вряд ли увидел мой кивок в темноте, поэтому сказал вслух:
— Да.
Выпрямившись во весь свой рост, Стэн приблизился вплотную ко мне и сказал:
— Я знаю, что вы едва не сходите с ума от страха. Такое случается под землей почти с каждым. Даже со мной. Я бывал здесь уже много раз, тем не менее всегда повторяется одно и то же. — Он немного помолчал, а когда продолжил, голос его звучал по-другому, чуть мягче. — Я не знаю, почему так происходит, — тихо произнес Стэн. — Наверное, это связано с самими ходами. А может, и с каким-то газом, который есть в воздухе под землей.
Казалось, он и сам не верил в то, что говорил сейчас мне. Но его слова напомнили мне о том, что Коэн сказал раньше и о чем я почти забыл.
— Ходы? Раньше вы говорили…
— Я знаю, что говорил раньше, — прервал меня Коэн. — Пойдемте, будет намного проще, если вы сами увидите, что я имел в виду.
Он развернулся, схватил меня за запястье и повел за собой как маленького ребенка. Несмотря на почти полную темноту, он двигался с сомнамбулической уверенностью. «Или же, — подумал я, — у него были глаза как у кошки». Но скорее всего, Коэн-младший так часто бывал здесь, что знал буквально каждый квадратный сантиметр пути. Второе объяснение показалось мне более вероятным, чем предыдущее.
Когда мое терпение, казалось, уже исчерпало себя, странное сияние впереди стало быстро усиливаться и постепенно превратилось в мягкий зеленоватый свет, который был почти как дневной. Теперь штольня была освещена на расстоянии более пятидесяти шагов. А затем я увидел, откуда шел этот свет: ход простирался вперед так далеко, насколько мог видеть человеческий глаз, но где-то в двадцати шагах от нас в земле зияла круглая дыра, в которую легко мог пролезть человек, и именно из нее исходил этот зеленоватый, странно мерцающий свет.
Нет, мысленно поправил себя я, не исходил, а вытекал. Мне казалось, что это была наиболее верная характеристика для его описания. До того как я заметил этот свет в первый раз, он показался мне лишь странным, хотя уже тогда волнующим образом напоминал то дьявольское зеленое свечение, которое я видел вчерашней ночью на кладбище в Сэйнт Эймсе. Сейчас же он был просто угрожающим. Это был самый отвратительный свет, который я когда-либо видел. И хотя я очень хорошо знал, что физически такое невозможно, у меня возникло ощущение, будто этот свет двигается — медленно, словно исподволь, тяжелыми волнообразными толчками, как светящийся газ или вода. И наблюдать за этим процессом было очень неприятно.
— Что это? — спросил я.
Станислас Коэн резко остановился и, повернувшись, наградил меня гневным взглядом.
— Ведите себя тихо, черт возьми! — прошипел он. — Мы подошли к ним очень близко. — Он указал на шахту, которая виднелась на расстоянии не более трех шагов от нас. — Вы сможете спуститься туда?
Я кивнул. Коэн скорчил такую гримасу, словно хотел сказать: «Ну хоть что-то вы умеете». Потом он быстро подошел к шахте и осторожно встал на колени у самого края. Когда Говард и я присоединились к нему, мы увидели целый ряд ржавых железных колец на противоположной стороне шахты, которые уходили вниз. Они не были расположены точно друг под другом, но, несмотря на явное смещение, ими вполне можно было воспользоваться как лестницей. Я не смог рассмотреть, где они заканчиваются, так как этот чужеродный свет был здесь намного интенсивнее и уже через несколько ярдов проем шахты терялся в плотном зеленом тумане.
Коэн еще раз бодро кивнул мне, затем, не выпрямляясь, вприсядку обошел шахту по кругу (что выглядело, честно говоря, немного комично) и начал без промедления спускаться по кольцам. Мы должны были последовать за ним — хотелось нам этого или нет. Но неприятное чувство, которое у меня появилось чуть раньше, теперь усиливалось с каждой минутой.
Спуск был очень утомительным, так как расстояние между железными кольцами все время было разным. К тому же время, как видно, поработало и здесь, под землей: некоторые кольца распадались прямо под ногами или их вообще не было, так что несколько раз моя нога болталась в воздухе и для следующего шага приходилось изворачиваться как гимнасту. Один раз даже я потерял опору и повис над пустотой на одной руке, пока Коэн не поднялся немного вверх и не схватил меня за ногу, чтобы поставить мою ступню на следующее надежное кольцо.
Я весь вспотел, пока мы наконец добрались до самого дна этой ужасной шахты и вновь ощутили под ногами твердую почву. Тяжело вздохнув, я обернулся, хотел уже сделать шаг вперед и только в последний миг удержался от крика, потому что Коэн грубо схватил меня за ворот и рванул назад.
То, что я посчитал твердой почвой, было всего лишь каменным карнизом шириною в две руки, за которым стена обрывалась вертикально вниз на тридцать-сорок футов в пустоту. Земля под нами была наполнена непонятным бурлящим движением. В воздухе стояла вонь, затруднявшая дыхание.
Коэн дал нам знак вести себя тихо, снова сел на корточки и стал передвигаться, пока не оказался у кромки карниза. Устроившись на краю пропасти, он осторожно полез в карман пиджака и достал маленькую бутылочку, тщательно завернутую в три белых платка, сложенных вместе. После этого он открыл бутылочку и пропитал жидкостью, которая была в ней, все три платка. Два платка он передал Говарду и мне.
Говард принюхался.
— Аммиак? — удивленно спросил он.
Коэн сердито кивнул, полез в другой карман и достал оттуда стеклянную колбу величиною с кулак, в которой тоже плескалась бесцветная жидкость.
— Когда я брошу эту колбу вниз, — прошептал он, — вы сразу же прижмите платки к лицу и дышите только через них. Ни в коем случае не убирайте их, пока я не подам знак, понятно?
Честно говоря, мы с Говардом ничего не поняли, но, несмотря на это, я кивнул, еще раз набрал в легкие побольше воздуха и по знаку Коэна прижал пропитанный аммиаком платок к лицу, закрыв рот и нос.
Коэн размахнулся, бросил стеклянную колбу в глубину шахты и поспешно накрыл лицо своим платком. Где-то под нами разбилось стекло, и неожиданно пещера наполнилась отчаянным писком и беспокойным движением.
Без зеленого света мне едва ли удалось бы разглядеть, что происходило под нами, так как от запаха аммиака у меня на глазах выступили слезы, горло начало жечь и уже скоро я почувствовал себя очень плохо. Однако я продолжал прижимать платок к носу и рту, заставляя себя вдыхать едкий запах. В стеклянной колбе наверняка был какой-то газ, вероятнее всего ядовитый. Аммиак в платке нейтрализовал его смертоносное действие, по крайней мере я надеялся, что так оно и было.
