Василий Доконт - Траурный кортеж
Капитан только что приехал из штаба Тусона в сильном волнении: опасения командора он не принял всерьёз и был раздосадован и огорчён за командира. Тяжело наблюдать за безумием человека, от которого зависит твоя дальнейшая служба, и которого привык считать чуть ли не идеалом толкового офицера. А слова Тусона ни о чём другом и не могли свидетельствовать. Командор явно был не в себе. Оттого-то присутствие оруженосца Тусона в расположении роты, не вызывавшее у капитана раньше возражений, теперь раздражало, и хотелось услать его куда-нибудь подальше, лишь бы с глаз долой.
— Найди себе место где-нибудь в сторонке и не путайся под ногами. Видишь — я занят!
— Я не буду вам мешать, господин капитан, — Довер понимающе кивнул ротному. — Поищу удобное для обзора местечко внизу, в толпе.
Он и раньше хотел пристроиться на подножии фонарного столба, откуда мог бы, возвышаясь над головами праздных зрителей, хорошо рассмотреть и въезд Василия в Раттанар, да и самого Василия тоже. С приворотных башен смотреть было и далеко, и неудобно: чтобы увидеть проём ворот, нужно было пролезать между зубцами башни и свешиваться вниз, цепляясь за холодный и гладкий камень.
Долго так не провисишь, особенно сейчас: в перчатках не удержишься, а голые руки быстро закоченеют на морозе. Если и не свалишься на головы стоящих внизу зрителей, всё равно, самого интересного, как раз, и не увидишь. Фонарный столб — другое дело. Становись на опору и, охватив рукой столб, смотри, сколько влезет. А главное, близко к дороге, где ехать королю.
Недовольство капитана развязало Доверу руки: сам бы он ни за что не осмелился покинуть башню, считая необходимым находиться около ротного. Как-никак, а он здесь представляет командора, и вести должен себя соответственно.
Оруженосец, на всякий случай, заскочил на смотровую площадку башни — глянуть на окрестности, убедился, что под затянутым тучами ночным небом дорога на Скирону почти не просматривается (видно чуть дальше подъёмного моста) и сбежал по лестнице вниз, к воротам.
У ворот оказалось — не протолкнуться: народом были запружены и улица, и выбегающие на неё переулки, и лишь небольшой пятачок перед открытыми настежь воротами оставался свободным от горожан, вытесненных за шлагбаум солдатами роты Разящего. Не помогли ни перегороженные рогатками улицы, ни строжайшая пропускная система: раттанарцы целыми семьями, как ни в чём, ни бывало, стекались к Скиронским воротам. Причём, многие с оружием и в доспехах, что свидетельствовало об их самовольной отлучке со своих постов. Что на это скажешь? Небитые люди всегда беспечны…
На фонарных столбах гроздьями висели мальчишки, и Довер понял, что сюда он уже опоздал: лучшие зрительские места заняты, и без драки желаемого не получить. Приходилось устраиваться иначе. Форма божьего войска оказалась, как нельзя, кстати: оруженосец просто стал среди солдат оцепления, которое капитан выстраивал вдоль дороги, расчищая проезд королю и его свите. Чтобы не мозолить ротному глаза, Довер пристроился подальше от ворот. Конечно, со столба обзор был намного лучше, но и здесь, в первом ряду, у самой дороги, тоже неплохо.
Многим вокруг достались места намного худшие, и вряд ли кто-нибудь из дышавших в затылок Доверу людей отказался бы поменяться с ним местами, предложи оруженосец подобный обмен.
Капитан всё ещё хлопотал у ворот, выравнивая ряды полусотни, которой он определил роль почётного караула, когда с башни пискнул сигнальный свисток, и прокричали:
— Едет! Едет! Король едет!
2.На дороге, идущей в Раттанар от крепостных башен далёкой Скироны, словно рой светлячков, засветились огоньки факелов в руках у едущих перед плотной тёмной массой всадников. Некоторые, кроме факелов, держали раттанарские флаги, на которых медведь мирного времени пожирал свою нескончаемую малину или такой же нескончаемый мёд из поставленного между лап лукошка.
Рой светлячков приближался со скоростью бегущего человека, и вскоре наблюдатель на башне смог различить длинную вереницу пехоты, тёмной лентой стремящейся за всадниками. Удивление вызывало отсутствие света над пехотинцами: ни одного факела, несмотря на скорость, с какой они двигались. Наблюдатель собрался, было, доложить об этом капитану, но не успел: капитан там, внизу, отдал приказ опустить подъёмный мост и открыть шлагбаум, и замер впереди почётного караула, подняв меч для салюта приближающемуся королю. Наблюдатель не рискнул беспокоить командира в такой торжественный момент, и, пожав плечами собственному удивлению, вернулся на наблюдательный пост.
Колонна приближалась, и удивление от количества бегущей за всадниками пехоты («Тысяч пять, пожалуй, а то — и все десять») оказалось для наблюдателя сильнее, и он и думать забыл об отсутствии света у пеших солдат, отчего никак не удавалось разглядеть ни надетую на них форму, ни детали вооружения и доспехов. Ночь надёжно скрывала от наблюдателя внешний вид приближающейся армии, и, занятый поисками в колонне короля, наблюдатель завидовал сейчас глазам кошки, для которых в ночи почти не существует тайн.
В однородной массе пехоты, похоже, короля не было. Не было его и среди ярко освещённых всадников: по своему пёстрому убранству они больше были похожи на баронских дружинников, чем на одетую в одинаковую форму группу солдат из дворцовой стражи, и никто из них богатством своего костюма не походил на короля.
Всадники, между тем, подъехали к началу подъёмного моста и заторопились въехать в город.
— Да здравствует король! — прокричал один из них. Остальные подхватили, рявкнув, что было силы:
— Да здравствует король!
— Да здравствует король! — нестройно поддержали раттанарцы неуместный, из-за траура по Фирсоффу, радостный клич.
Под этот нестройный хор копыта лошадей простучали по подъёмному мосту, и всадники, перейдя с рыси на галоп, буквально ворвались на городскую улицу. Они пронеслись мимо неизвестно кому салютующего мечами почётного караула и, побросав под лошадиные копыта факела и флаги, рванули в менее забитый народом переулок.
Следом за ними по подъёмному мосту хлынула толпа молчаливых пехотинцев мерзкого вида. Измученные, истощённые тела, оборванная, грязная одежда, кто обутый, кто и вовсе босой, не взирая на морозную и снежную погоду. И у каждого — обнажённый меч, и глаза пустые-пустые, будто пуговичные, как у кукол. И запавшие щеки, и лысые безбровые, и оттого непонятно страшные головы.
Волна этих оборванцев накатилась на почётный караул и через него дотянулась до всё ещё нестройно орущих горожан.
3.Неожиданная метаморфоза, произошедшая с долгожданным королевским въездом, повергла старого капитана в шок. Он, как и большинство собравшихся у ворот зрителей, тупо смотрел на приближающуюся смерть, не отдавая команд и не делая ни малейших попыток защищаться.
