Батчер Джим - Маленькая польза
– Что ты хочешь сказать? – спросил я.
– То, что ты играешь против игрока с краплёной колодой, и что ты понятия не имеешь, собирается ли Мэб поддерживать тебя, когда плохие парни начнут тебя прессовать. – Он покачал головой. – Было бы более разумно уехать из города. Куда-нибудь в теплые края на несколько недель.
– Мэб примет это как личное, – сказал я.
– Мэб – деловая женщина, – сказал Томас. – Жуткая и фантастическая, но холодная. Расчетливая. Пока ты все еще представляешь собой потенциального рекрута для нее, я сомневаюсь, что она стала бы обесценивать твое значение преждевременно.
– Обесценивать. Мне нравится это. Наверное, ты прав – если возвратиться к оригинальной метафоре, Мэб играет нечисто. За последние годы свидетельств тому куча. Но у меня есть чувство, – я кивнул за окно, – что у меня было бы еще больше неприятностей с граффами, чем есть, если мы не были в середине чертовой снежной бури. Если я отправлюсь куда-нибудь в Майами, то я просто стану намного ближе к агентам Лета – а они вообще-то планируют меня убить.
Томас нахмурился, но ничего не сказал.
– Я могу бежать, но не смогу скрыться, – сказал я. – Лучше пережить это здесь, имея опору в виде родного дома, пока я еще относительно отдохнувший, – Тут я очень в тему громко и протяжно зевнул, – вместо того, чтобы ждать от фееричных жлобов из одного Двора или другого, как ты сказал? обесценивания меня врасплох после того, как я пробегаю от них несколько недель.
– А что относительно Совета? – потребовал Томас. – Ты носил серый плащ довольно долго, и что теперь? Ты же боролся за них сколько времени?
Я покачал головой.
– Прямо сейчас Совет все еще натянут до предела. Мы не можем вступить в открытое сражение с Красной Коллегией в настоящее время, но у Совета и Стражей было несколько лет, чтобы подтянуть эту работу.- Я чувствовал, что моя челюсть напряглась. – Но в последние несколько лет появилось довольно много молодых колдунов. Стражи работают сверхурочно, чтобы получить контроль над ними.
– Ты хочешь сказать, убивают их, – сказал Томас.
– Да, и убивают их. А большинство из них подростки, – Я покачал головой. – Люччио знает мое мнение по этому вопросу. Она отказывается назначить любого из них ко мне. Что означает, что другие Стражи вынуждены собирать все резервы. Короче, я не собираюсь втравлять их в это дерьмо.
– Ты только сам в него влезаешь, – отметил Томас.
Я фыркнул.
– Поэтому я и уважаю их.
– Пока мы сможем остаться чистыми, – сказал он.
Мы проехали мимо городского снегоочистителя. Он был полузасыпан снегом, как некое металлическое животное Ледникового периода, пойманное в ловушку ямы со смолой. Я потрясенно смотрел на него, в то время как грузовик Томаса, медленно, устойчиво обходил его.
– Между прочим, – спросил он, – что ты собираешься делать?
– Ну, во-первых, – сказал я. – Мне надо поесть.
– Тебе надо поспать.
– Тик-так. Пока еда готовится, – я показал. – Давай вон туда.
Томас ввел грузовик в медленный, устойчивый поворот.
– А потом что?
– Я буду задавать людям дерзкие вопросы, – сказал я, – И будем надеяться , получу подходящие ответы.
– И будем надеяться, что никто не убьёт тебя во время процесса.
– Именно поэтому я держу в качестве телохранителя вампира.
Томас устроился сразу на три места на крошечной стоянке Международного Дома Блинов.
– Мне нравится шарф, – сказал я. Я наклонился и вдохнул носом изо всей силы. Я укололся, но обнаружил слабое дуновение ванили и земляники. – Она сама его связала?
Томас молча кивнул. Пальцы в кожаной перчатке погладили мягкую, простую пряжу. Он выглядел спокойно грустным. Я плохо себя чувствовал, упомянув Жюстину, потерянную любовь моего брата. Я вдруг понял, почему он носил перчатки: Если она сделала этот шарф для него с любовью, он не мог касаться его своей вампирской кожей. Это обожгло бы его, как горячая сковорода. Таким образом, он носил шарф, закрывшись, достаточно, чтобы чувствовать ее запах на нем, но не смея касаться его голой рукой.
Каждый раз, когда я думаю, что моя личная жизнь – пустошь, я смотрю на своего брата и вижу, насколько хуже это может быть.
Томас покачал головой, заглушил двигатель, и мы сидели мгновение в тишине.
Таким образом мы ясно услышали, как глубокий мужской голос вне грузовика сказал, – Не двигайтесь. – затем послышался щелчок взведенных курков дробовика. – Или я убью вас.
Глава 9
Когда на тебя направлено огнестрельное оружие, у тебя есть два варианта действий: или ты двигаешься, быстро и неожиданно, и надеешься, что тебе повезет, или ты замираешь и пытаешься очень ясно разговаривать. Учитывая, что помещение, где мы находились, было слишком маленьким, чтобы попытаться прятаться или бежать, я выбрал вариант Б: держаться тихо.
– Я предполагаю, – спросил я с надеждой, – что это – полностью военная модель?
– Есть индивидуальный подогрев сидений и проигрыватель с переключателем компактов на шесть дисков, – сказал Томас.
Я нахмурился.
– Угу. Это куда круче, чем такие глупости, как броня и пуленепробиваемое стекло.
– Эй, – сказал Томас, – это не моя ошибка, это у тебя такие специальные потребности.
– Гарри, – сказал человек с дробовиком, – покажи свою правую руку, пожалуйста.
Я выгнул бровь на это. Для головорезов, приставляющих пушку к вашей голове, не очень типично употреблять такие слова, как «пожалуйста».
– Хочешь, я убью его? – пробормотал Томас, едва слышно.
Я дернул головой в крошечном отрицательном движении. Потом я поднял правую руку, растопырив пальцы.
– Поверни ее, – сказал человек снаружи. – Дай мне увидеть внутреннюю часть твоего запястья.
Я так и сделал.
– Ну, слава Богу, – вздохнул голос.
Я наконец понял, кто это. Я повернул голову и сказал через стекло,
– Эй, там, Хват. Это ты мне дробовик направил в голову, или ты просто рад меня видеть?
Хват был молодым, стройным человеком среднего роста. Его волосы были серебряно-белыми и очень красивыми, и хотя никто никогда не обвинял его в красоте, была в нем уверенность и надежность, которые придавали ему несомненную привлекательность. Он очень далеко ушел от того возбужденного, худого паренька, с которым я встретился впервые несколько лет назад [25].
Он был одет в джинсы и зеленую шелковую рубашку – и ничего больше. Он очевидно должен был замерзнуть, и так же очевидно не замерзал. Плотно падающие снежинки не касались его. Каждая, казалось, нашла свой путь к земле так или иначе мимо него. Он держал дробовик прикладом против плеча, и носил на поясе у бедра меч.
