Александр Гарин - Месть ведьмы (СИ)
Положив ладони на рукояти мечей, наемники Ерника двинулись к разбойнице, забирая её в полукруг. Каля словно не замечала. Стиснув оголовок своего меча, стояла, прямая и гневная, не сводя взгляда с клетки с василиском. Раздувая ноздри, тот повис на прутьях, тыкаясь слепой мордой в ненавистное железо, и хлеща хвостом по полу.
- Ты, - вперив в ловца немигающий взгляд, продолжила Сколопендра, - видать только о выручке и думал, когда приволок василиска в город. Чай ведаешь, што его шкура яд выделяет смертельный, да хлопот не оберешься, коли чудина из клетчонки твоей выскочит!?
Убедившись, что девка окружена его кметами, Ерник усмехнулся, уверенно и покойно.
- Ты откель такая умная взялася? - Переспросил он, кладя руку на пояс. - Не гляди, коли не любо. Силком не тяну никого смотреть. Шла б ты домой до горшков и тряпок, девка. Ишь, железку нацепила, та думаешь теперь, што мужикам указ?
Справившись с лицом, которое кривилось в страдальческой гримасе с тех пор еще, как Калю вынесло на помост, комес решительно двинулся на выручку, которая вот-вот должна была по всем признакам потребоваться подруге.
Поспел он вовремя. Взъярившаяся разбойница даже не стала вытаскивать оружия, рванувшись к главному ловцу. Попытавшегося заступить ей дорогу кмета едва не снесло с помоста вниз, в толпу, но двое его товарищей вцепились в девушку с обеих сторон. Пылая лицом, и видя перед собой только заросшую харю Ерника, Каля пнула в пах одного из удерживающих ее ловцов, но тут поспели остальные. Вшестером они едва справлялись с вертевшейся, будто уж, разбойницей, умудрявшейся пинаться, и даже раздавать тычки. Замерший было народ теперь сыпал шутками да задорно покрикивал, подзуживая дерущихся. Василиск в клетке бесновался с утроенной силой.
Ударенный Сколопендрой кмет, тем временем, нашел в себе силы разогнуться. Его налитые болью глаза с ненавистью остановились на девичьей фигурке, по-прежнему рвущейся из рук его сотоварищей, все никак не могущих с ней совладать. Ловец шагнул к буче, занося кулак, целя девушке в открытое лицо. В запале он не услышал общего народного вздоха и предостерегающего крика главаря, когда на помост, наконец, тяжело вспрыгнула новая фигура.
Казимир перехватил занесенную руку и заломил ее с такой силой, что ловец не удержался на ногах. С маху грохнув его харей о свое колено, рыцарь отшвырнул уже негодного к бою противника, и двинулся на остальных.
Заметившая его Каля, почти уж обездвиженная, с обновленной яростью рванулась из удерживающих ее рук. Столпившиеся вокруг помоста зеваки неистовствовали от занимательного и бесплатного зрелища. Невесть откуда взявшийся заступник, воспользовавшись неожиданностью своего появления, в три удара сердца расшвырял ловцов вокруг взбесившейся девицы, и теперь они стояли спина к спине, отбиваясь от наскакивающих кметов Ерника, тоже воинов не из последних. У каждого из драчунов было оружие, но ни девица, ни ее товарищ, ни обиженные ловцы не торопились его доставать - видать, побоялись нарушать закон. Сам главный ловец предусмотрительно не лез в драку, и только орал издали на своих людей. С другого конца улицы, уже кем-то предупрежденная, торопилась сквозь уплотнявшуюся толпу стража, но до нее еще было довольно далеко, когда произошло страшное.
Занятая борьбой с одним из ловцов, девица пропустила удар с другой стороны, да такой крепкий, что охнув, пала на одно колено. Заступник ее, не коснувшись плечом ее плеча, обернулся и, увидев свою подругу на неструганных досках, взъярился пуще василиска. Ногой пихнув наседавшего на него самого ловца, он облапил нависшего над девушкой обидчика, да с такой силой отшвырнул его в сторону, что несчастный, отлетев на несколько шагов, врезался спиной в клетку с чудовищем, от удара отъехавшую к самому краю помоста. Почуяв, что его снова беспокоят, чуд с новой яростью бросился на прутья решетки, весом своего тела довершив начатое драчунами. От броска его клетка накренилась, а затем и вовсе рухнула с помоста.
Вопящий от ужаса народ шарахнулся от клетки, которая выдержала падение. Однако, железная щеколда, закрывающая дверцу, соскочила от удара, и василиск, слепо тыкавшийся мордой в решетку, в несколько тычков отыскал незапертую дверь.
- Шляхтич! - Не своим голосом завопила Сколопендра, вторя отчаянному воплю Ерника. - У него шкура ядовитая! Спасай народ!
Казимир рванул из чехла нож, но рука замерла на середине - даже к слепому чуду с таким оружием было не подступиться, а меч он оставил на постоялом дворе. Чуя, как глухо бухает собственное сердце, он подцепил валявшийся под ногами трезубец и, примерившись, метнул его.
Всю силу свою и всю душу вложил комес в этот бросок. Рванувшийся к толпе чуд страшно дернулся, взбрыкнув хвостом, на полшага не достав до первой своей жертвы. Должно быть, слепой василиск и вправду был детенышем, иначе такое оружие никогда не пробило б его шкуру.
К помосту наконец-то протолкались стражники. Еще не разобравшись, но узревши пришпиленную к земле опасную гадину, довершили дело копьями. На Ерника было жалко смотреть. Каля бросала гневные взгляды то на него, то на бледного до синевы рыжего зазывалу, переждавшего драку на краю помоста. Комес, не спеша, разглаживал потянутое страшным броском плечо.
Старший над стражниками, невысокий, сивый воин с длинными усами и чубом, выбивавшимся из-под шлема, осторожно приблизился к дохлой гадине и, присев рядом, потыкал в бок древком копья. Убедившись, что василиск и в самом деле мертв, перевел взгляд блеклых глаз на остальных виновников переполоха. Желтые табачные зубы ощерились в неприятном оскале.
- Всех - в холодную, - коротко решил он, оценивающе задержав глаза на фигуре Казимира. - Опосля ярмарки наместник разберется, какая на ком вина.
***
Камера, в которую втиснули Калю с Казимиром, была набита почище бочки с рыбным соленьем. Оно оказалось к лучшему, поскольку для ловцов в ней места не хватило, и их увели в соседнюю. Иначе не избежать бы было новой драки. С самого мига, когда усталый писец затвердил их провину в засаленной книге караульной, и до самой камеры, куда отвела их стража, Казимир не произнес ни слова, даже не глядя в сторону Кали. Уже за решеткой, одним только взглядом отвоевав место у стены у двух занимавших его тощих карманников, рыцарь без особой брезгливости улегся на загаженное сено, явив разбойнице обтянутую кольчугой спину. Куртка его была разодрана в клочья. И без слов было понятно, что настроение светлейшего комеса было преотвратным. И кто в этом виноват, понятно было тоже.
