Нина Хоффман - За гранью снов
«Он же уйдет. Он только принесет еще больше бед. Если мы сейчас с ним разберемся, мы будем в безопасности». — Руки Джулио совсем исчезли в вихре белого пламени, но Табаско перестал толкать их к незнакомцу.
— Уходите, — снова сказал Джулио. — Убирайтесь отсюда.
Серые глаза неотрывно смотрели в его глаза. Мужчина кивнул, потом повернулся, вышел из квартиры и закрыл за собой дверь.
Джулио дышал так, будто только что пробежал стометровку. Он смотрел на свои руки. Пламя из белого стало желтым, потом оранжевым, потом красным и совсем потухло. Руки снова казались обычными. Он облокотился о дверь, все еще тяжело дыша, и утер пот со лба.
Подняв голову, он увидел, что в дверях кухни рядом с Хуанитой стоит Эдмунд. Его рот шевелился.
«Мои уши! Табаско…»
Что-то щелкнуло в голове, и слух вернулся. Он почувствовал облегчение. Ему казалось, он бы не выдержал постоянной глухоты.
— Все в порядке? Джулио, с тобой все в порядке? — спросил Эдмунд, идя к нему.
— Я… Я умираю от голода.
— Я приготовлю еще сэндвичей, — сказала Хуанита и вернулась на кухню.
— Что ты сделал? Что этот человек сделал с тобой? — спросил Эдмунд. Глядя через плечо в сторону кухни, он добавил: — Твоя мама знает обо всем этом?
— Да. Так гораздо лучше. Я рад, что успел с ней все обсудить прежде, чем появился этот человек. О, господи! — Все внутренности Джулио жаждали огня. Он оттолкнулся от двери и направился в кухню. Эдмунд обнял его за плечи.
— Ух ты! Как вы все украсили! — воскликнул он, увидев стол с выжженными отпечатками рук. Он помог Джулио сесть, и сам уселся рядом.
Хуанита поставила тарелку с бутербродами перед Джулио. Он схватил один и затолкал его в рот. Он почувствовал, что тот сгорел у него внутри, не дойдя до желудка. Он съел еще два, и только потом немного успокоился.
«И правда плохие манеры», — подумал он.
«Я понимаю, — отозвался Табаско, — но нам сейчас это нужно».
— Извини, мам, — сказал Джулио.
— Да ничего. — На сковородке поджаривался еще один сэндвич с сыром, а Хуанита стояла перед холодильником, изучая содержимое пластиковых контейнеров. — Тебе не все равно сейчас, что есть? Со вчерашнего ужина осталось немного риса.
— Отлично.
Она поставила перед ним полную миску риса и дала ложку. Он ел и чувствовал, как силы возвращаются к нему. К тому времени, как он доел рис, сэндвич уже дожарился, а голод немного утих. Сэндвич показался ему не менее восхитительным, чем предыдущие: такое же сложное сочетание воздушного волокнистого хлеба и шелковистого расплавленного сыра.
— Эдмунд, а тебе чего-нибудь дать? Ты тоже становишься таким же голодным после использования своей силы? — спросила Хуанита.
Эдмунд растерянно посмотрел на Джулио.
— Я ей никогда ничего о тебе не рассказывал, — сказал Джулио.
— Я сегодня позвонила тебе по телефону, и ты появился через несколько секунд. Можно только догадываться, как, — пояснила Хуанита.
— Я думаю, моя сила действует по-другому, не так, как у Джулио. Я только что поужинал, так что спасибо, ничего не нужно.
Джулио все-таки придвинул ему тарелку с печеньем.
— Хорошо. Спасибо, — сказал Эдмунд и выбрал розовое.
— Сынок, ты хочешь еще сэндвич? — спросила Хуанита. Она налила в стаканы молоко и поставила их перед Джулио и Эдмундом.
Джулио прислушался к своему желудку.
— Да, наверное, спасибо, мам.
— У нас еще салат остался. Табаско, ты всегда так ешь? Если да, то Джулио придется подыскать еще одну работу, — сказала Хуанита, укладывая на сковородку очередной сэндвич.
— Я еще не знаю, Мамачита. Здесь все так ново.
— Ладно, посмотрим. А пока у нас закончился сыр, — она поставила на середину стола миску с салатом. Положив немного себе в тарелку, она произнесла:
— А теперь расскажите мне, что же произошло.
— Тот человек знает слова, подчиняющие Табаско, — сказал Джулио.
— Кто такой Табаско? — спросил Эдмунд.
— Табаско — мой второй сын, — ответила Хуанита.
Джулио почувствовал, как в нем вспыхнуло тепло и разлилось по всем жилам. Глядя на свою мать, он чувствовал, как в его сердце что-то изменилось, и оно расплавилось. Табаско влюбился.
— Второй сын, значит, — повторил Эдмунд.
— Мой второй сын находится внутри первого.
Эдмунд уставился на Джулио.
Тот с трудом сглотнул. Из всего, что произошло в этот день, поведение матери, пожалуй, было самым удивительным. Он вспомнил тот ужасный момент, когда он мучительно выбирал, с кем, если что, он будет на одной стороне: со своей матерью или с новым жильцом внутри себя. А если он — брат? Тогда не придется выбирать между ними. Если Табаско будет слушаться Хуаниту и следовать ее правилам…
— Продолжай, — попросила Хуанита.
— Есть какое-то заклинание порабощения, — сказал Джулио, — это такое магическое рабство. И тот человек мог использовать его и подчинять себе Табаско, контролировать все, что он делает. А теперь, я думаю, он может использовать его и против меня.
— Но ведь оно не сработало. — Хуанита встала и взяла сэндвич со сковородки.
— А я оглох. Это Табаско сделал.
Она уставилась на него.
— Временно, конечно. Это защитило нас. Раз мы ничего не слышали, мы не обязаны были подчиняться. Надеюсь, я его прогнал. Он выглядел напуганным?
— Не то чтобы напуганным, но он ретировался, — она улыбнулась ему, потом взглянула серьезно. — Хорошо, что я к тому времени уже отключила пожарную сигнализацию.
— А я разве сжег что-то еще? — Он посмотрел в сторону гостиной.
— Ничего серьезного. Но краска вспузырилась. Ты, наверное, что-то сделал, чтобы защитить одежду, а?
Джулио посмотрел на свою черную футболку. Она была цела и невредима.
— Конечно, — сказал Табаско, — когда я обезопасил себя от огня, я и одежду не забыл.
— Нам надо как-то взять это под контроль, — сказал Джулио. — Что, если я спалю что-нибудь во сне? Этого нельзя допустить, Табаско. Здесь все очень важно. В доме к тому же, живет много народу. Больше в доме ничего не палим, если только нам не грозит опасность.
— Я понял.
Он говорил двумя голосами. Ему и самому казалось это странным, и он представлял, каково это для Хуаниты и Эдмунда. Он взглянул на маму.
Хуанита взяла его тарелку, положила на нее еще один сэндвич и поставила перед ним. Она поцеловала его в лоб и взъерошила волосы.
— Тебе будет трудно, но ты научишься. — Она снова села и взялась за салат.
— Миссис Ривера, — обратился к ней Эдмунд.
— Что?
— Как вы можете… — Он замолчал, потом снова заговорил: — Вы знаете, кто такой этот Табаско?
