Стивен Дональдсон - Проклятие лорда Фаула
В том месте, где тропинка в первый раз выходила к реке, Мифиль была узкой и бурной, и ее торопливый влажный голос был полон резонансов и бормотания. Но по мере того, как река устремлялась к равнинам, она становилась шире и ее течение замедлялось, становилось более задумчивым и словно говорило само с собой, бормоча что-то низким и глубоким голосом. Вскоре ее ворчание совсем растворилось в воздухе. Она ушла в сторону в поисках моря, по пути тихо рассказывая самой себе длинную сказку. Зачарованный рекой, Кавинант постепенно все более осознавал успокоительную реальность Страны. Она не была неуловимым сновидением, ее можно было осязать и обонять — словом, все подтверждало, что она реальна. И все же это, безусловно, была иллюзия — обман его поврежденного при столкновении с машиной мозга. Но обман этот был до смешного приятным. Казалось, он доказывал, что Кавинанту не угрожают кошмар и хаос, что эта Страна понятна и поддается его управлению; что когда он овладеет ее законами, ее особенностями, то у него появится возможность безопасно путешествовать по дорогам своего сна, оставаясь все время в здравом уме. Подобные мысли вызывали у Кавинанта уверенность в себе, даже смелость по мере того, как он шел, глядя на узкую спину Лены, на ее призывно покачивающиеся бедра.
Пока Кавинант переживал незнакомые ему эмоции, долина Мифиль погрузилась в сумрак ночи. Солнце опустилось за горы на западе, и хотя свет его все еще мерцал на дальних равнинах, тонкая вуаль тьмы быстро сгущалась в долине. Граница наступающей темноты быстро перемещалась по высокой горе справа от Кавинанта, карабкаясь, словно жадный прилив по берегам дня. В наступивших сумерках Кавинант почувствовал, как опасность украдкой подползает к нему, хотя что именно это за опасность — он не знал.
Вскоре последняя горная гряда погрузилась во тьму, и сияние равнин начало меркнуть.
Лена остановилась и, прикоснувшись к руке Кавинанта, указала вниз.
— Смотрите, — сказала она. — Это подкаменье Мифиль.
Они стояли на вершине пологого длинного холма, у подножия которого сгрудились строения поселка. Кавинант ясно различал дома, хотя в некоторых окнах свет лишь едва мерцал. Если не считать большой открытой круглой площадки в центре селения, подкаменье выглядело несколько хаотично, словно не так давно оно свалилось с какой-то горы. Однако это утверждение опровергалось гладкими до блеска каменными стенами и плоскими крышами. А вглядевшись более внимательно, Кавинант заметил, что подкаменье на деле было отнюдь не таким уж неорганизованным. Окна всех строений выходили в центр.
Все строения были одноэтажными, все из камня, с плоскими каменными плитами вместо крыш; но среди них имелись значительные различия в размерах и форме — некоторые были круглыми, другие — квадратными или прямоугольными, а некоторые — настолько неправильной формы, что больше были похожи на приземистые полые камни, чем на здания.
Пока Кавинант разглядывал подкаменье, Лена сказала:
— Пять раз по сотне людей Южных Равнин живут здесь — мастера учения радхамаэрль, пастухи, скотоводы, фермеры и те, кто занимается ремеслом. Но только Этиаран, моя мать, училась в лосраате.
Указывая рукой, она добавила:
— Дом моей семьи — вон там, ближе к реке.
Глава 6
Легенда о Береке Полуруком
Тьма сгущалась над долиной. Птицы забрались на ночь в гнезда на деревьях у подножия гор. Еще некоторое время они пели и звали друг друга, но их оглушительное щебетание вскоре перешло в спокойное удовлетворенное бормотание. Проходя мимо домов на окраине подкаменья, Лена и Кавинант снова услышали, как река в отдалении разговаривает сама с собой. Лена молчала, словно погруженная в какое-то волнение или тревогу, а Кавинант был слишком поглощен окружавшими его звуками сумерек, чтобы о чем-то говорить. Наступавшая ночь, казалось, была полна невидимых свиданий. Так, молча, они подошли к дому Лены.
Это было прямоугольное строение, по размеру больше всех остальных домов в подкаменье, но с такими же отполированными до блеска каменными стенами. Из окон лился теплый желтый свет.
Пока Лена и Кавинант приближались к дому, в одном из его окон мелькнула крепкая фигура и удалилась в одну из внутренних комнат.
Возле угла дома Лена остановилась, взяла Кавинанта за руку и сжала ее, прежде чем вести его к двери.
Вход был закрыт тяжелыми занавесями. Лена откинула их и провела Кавинанта внутрь. Войдя следом за ним, она остановилась. Томас быстро огляделся и заметил, что комната, в которую они вошли, уходила вглубь дома, и в каждой ее стене была занавешенная дверь. Посередине стоял каменный стол и скамьи, на которых могло бы разместиться шесть-восемь человек. Но комната была достаточно большой, так что стол не занимал в ней господствующего положения.
По всем стенам в камне были вырезаны полки, на которых стояли глиняные кувшины, кружки и другая утварь, как явно предназначенная для кухни, так и та, назначение которой Кавинант понять не смог. Вдоль стен размещалось несколько каменных табуретов. И все это помещение заполнял теплый желтый свет, мерцавший на гладких поверхностях и отражавшийся от установленного как бы на почетном месте камня редкой окраски и структуры. Свет исходил от нескольких каменных светильников, установленных по одному в каждом углу комнаты, и один был на середине стола; но бликов их свечение не давало — свет лился такой же постоянный и ровный, как от электрической лампочки. И к свету примешивался мягкий запах, похожий на запах только что разрытой земли.
Кавинант лишь бегло осмотрел комнату, как вдруг его взгляд задержался на ее дальнем конце. Там на каменной плите возле стены стоял огромный гранитный сосуд в половину человеческого роста. И над этим сосудом, напряженно вглядываясь в его содержимое, стоял крупный мужчина, бочкообразное тело которого было таким же массивным и крепким, как камень. Он стоял спиной к Лене и Кавинанту и, казалось, не подозревал об их приходе. На нем была короткая коричневая туника с такого же цвета брюками под ней, но узор из листьев, вплетенный в ткань по плечам, был точно таким же, как на платье у Лены. Его мощные мускулы вздувались и опадали под туникой по мере того, как он вращал сосуд. Тот казался чудовищно тяжелым, но Кавинант был почти уверен в том, что мужчина при желании мог поднять его над головой вместе с содержимым.
Над сосудом висела тень, не исчезавшая даже в ярком свете, заливающем комнату, и время от времени человек пристально смотрел в эту тьму, словно изучая ее, и одновременно вращал сосуд. Потом он запел. Голос его оказался слишком низким, чтобы Кавинант мог разобрать слова, но, слушая его, он уловил в этом звуке нечто, похожее на заклинание, словно содержимое сосуда обладало магической силой. В течение некоторого времени ничего не происходило. Потом тень начала бледнеть. Сначала Кавинант подумал, что в комнате изменился свет, но вскоре он увидел, что из сосуда появилось другое свечение. Оно усиливалось, становилось ярче и наконец ослепительно засверкало, заставив померкнуть другие огни.