Лилия Руднева - Ведьмами рождаются
— Получается, у меня нет выхода? — Настя запаниковала.
— Я могу тебя спрятать вместе с родными. Тебя не найдут!
— Я не хочу всю жизнь прятаться!
В это время зазвонил Настин мобильный. На проводе был Игорь Андреевич. Елейным голосом он сообщил, что завтра с утра она должна приступить к своим обязанностям. Назвал адрес офиса Кузьмина, участливо поинтересовался здоровьем мамы и отключился.
— Скотина, ненавижу! — выпалила Настя, едва не сломав трубку.
— Что будешь делать? — спросил Пенёк уже обычным по-детски наивным тоном.
— Я поеду туда, но ничего предпринимать не буду. Тем более я этого и не умею. Буду тянуть время и искать какой-нибудь выход. — Настя поняла, что смертельно устала. Она завела мотор и двинулась по направлению к городу.
— Машину нужно бросить в пригороде, — со знанием дела сообщил Пенёк.
— А то бы я сама не догадалась! Лучше скажи, где мы будем ночевать, братки наверняка будут пасти нас возле дома.
— Да-а, — закручинился Пенёк и почесал нос, — может, у знакомых каких?
— Да они в два счёта нас вычислят! — оборвала его Настя, после чего оба надолго замолчали.
Уже начинало смеркаться, когда за окнами машины показались унылые пригородные дома. Обшарпанные, грязные, они жались друг к другу и напоминали бедных родственников, пущенных из милости богатым дядюшкой пожить на заднем дворе. Настя остановила машину, кряхтя, выбралась из неё и, не дожидаясь Пенька, пошла по пыльной улице.
— Куда мы теперь? _ Пенёк скакал вокруг, пытаясь поймать её взгляд.
— К дяде Грише.
— Это где?
— В моём доме на первом этаже.
— Так нас же поймают! — испугался Пенёк.
— Чёрта лысого!
Дело в том, что «офис» дворника дяди Гриши размещался в подвале последнего подъезда Настиного дома. Он и Настя жили в первом, и это обстоятельство порой становилось для дяди Гриши непреодолимой проблемой, когда тому по вечерам нужно было возвращаться домой. По причине хронического алкоголизма, Григорий к вечеру набирался так, что идти мог только на четвереньках. Пару раз, не доползя до родного подъезда, он засыпал на асфальте во дворе. Иногда сил хватало чтобы доползти до коврика у своей двери. В конце концов, пристыженный жильцами, он зарёкся ползать домой в таком состоянии и соорудил в своей каптёрке топчан, на котором и оставался ночевать, если только зелёный змий не слишком над ним усердствовал. В этом случае Григорий засыпал прямо на полу среди лопат и метёлок.
Добравшись до остановки и сев в троллейбус, Настя стала замечать изумлённые взгляды пассажиров, которые сначала отнесла на счёт Пенька. Но потом, сообразив, что сама она, должно быть, выглядит ещё экзотичнее, попыталась незаметно привести себя в порядок.
Когда путешественники добрались до дома, совсем стемнело. Настя, отправив Пенька осмотреть окрестности, залегла в ближайших кустах. Тот появился минут через пятнадцать, и тоном заправского разведчика сообщил, что всё чисто.
Как и рассчитывала Настя, дядя Гриша был в «офисе». Зелёный змий постарался на славу — дворник спал под импровизированным столом, обнимая метлу, словно любимую женщину.
— Присаживайся, — измученно сказала Настя, со стоном упала на тахту, и сразу провалилась в сон.
Пенёк присаживаться не торопился. Он запер входную дверь на замок и стал деловито обследовать тесную подвальную комнатушку. Прежде всего, его заинтересовала внушительная батарея бутылок разнообразных форм и размеров. Он внимательно изучил названия напитков и понюхал каждую бутылку в отдельности. Затем, переступи через дяди Гришину ногу, переместился в другой угол. Там были свалены развалившиеся мётлы, старые шланги, куча деталей, забытых сантехниками после пьянок, и ещё бог знает какой хлам.
— Это ж сколько добра пропадает! — сокрушённо сказал Пенёк, со вздохом сделал шаг и зацепился за сладко спящего Григория.
В этот момент пьяному дворнику потребовалось перевернуться на другой бок. Поворачиваясь, он потянул за собой Пенька. Тот, не удержав равновесия, шлёпнулся на дядю Гришу. Григорий поморщился, пробормотал что-то невразумительное, но не проснулся. Пенёк попытался с него слезть, но Гриша, очевидно приняв его за свою любимую метлу, обнял его и, умиротворённо улыбаясь, прижал к себе.
— Настя, — заорал полузадушенный Пенёк, когда понял что из пьяных объятий в одиночку не выбраться.
Девушка нехотя открыла глаза и, ещё не проснувшись окончательно, посмотрела вокруг. Пенёк лежал в обнимку с дядей Гришей и производил непонятные телодвижения.
— Пенёчек, — осторожно начала Настя, — если ты очень хочешь спать, то можешь лечь рядом со мной. Зачем ты обнимаешь дядю Гришу?
— Он меня не отпускает, — брыкался тот изо всех сил.
— А зачем же ты полез с ним обниматься?
— Не обнимался я с ним! — от отчаяния Пенёк головой зарядил дяде Грише в глаз.
Никакой реакции.
— Да помоги же мне!
Настя окончательно проснулась и бросилась отдирать Пенька от дворника. Но это оказалось безнадёжным делом.
— Слушай, — пыхтя сказала Настя, — а ты не можешь сейчас исчезнуть и появиться в другом месте?
— Нет!
— Почему?
— Ра говорю «нет», значит, не могу! Придумай что-нибудь, — взмолился он.
Настю осенило. Она взяла пустую бутылку, поднесла её к носу дяди Гриши, и, слегка постучав по ней, произнесла:
— Дядя Гриша, пить будешь?
— Да! — заорал Григорий и открыл глаза, ища неожиданного благодетеля.
— Благодетеля нигде не было, и он вдруг понял, что вместо собутыльника его посетила белая горячка. На месте привычной метлы, в обществе которой он обычно просыпался, лежал заросший лохматый тип, которого он нежно прижимал к сердцу.
— Допился, — сказал дядя Гриша и зажмурился, отгоняя глюки.
— Дядя Гриша, вставайте! — услышал он знакомый женский голос.
— Чего надо? Не видишь — плохо мне, — ответил тот, боясь открыть глаза.
— Отпустите моего друга, — Настя затрясла его за плечи.
Дядя Гриша всё-таки открыл глаза и увидел соседку с пятого этажа, которая пыталась вырвать у него из рук мужика, принятого Григорием за галлюцинацию. Он разомкнул руки, и освобождённый Пенёк отпрыгнул от ненормального дворника подальше.
— Настька, — промычал дядя Гриша, — а чё, утро уже?
— Нет, сейчас пол второго ночи.
— Случилось чего? — Гришу отчаянно покидало блаженное состояние, и его место медленно, но неотвратимо занимало похмелье.
— Дядя Гриша, нам спрятаться надо. Можно мы у вас поживём?
— А мне чё, живите, — пожал он плечами, — токо уговор — я вам жильё — вы мне за каждый день — пузырь.
