Наталья Игнатова - Врагов выбирай сам
– Ух ты, – Ветка остановилась на пороге, оглядываясь вокруг, – как красиво!
– И удобно, – добавил Альберт. – Вот здесь, видишь, рычажки? Ими можно регулировать температуру воздуха и влажность. А...
– Что делать?
– Теплее или холоднее. А вот тут, смотри, регулируется темпера... в общем, вода, горячая или холодная, или теплая. Любая.
– А за той дверью что?
– Душ.
– Как это?
– Да просто вода льется сверху, а внизу утекает.
– А там? – Девушка показала на другую дверь.
– А там... э-э... Да вот, сама посмотри. – Апьберт открыл дверцу.
– Это... А! Я поняла, – Ветка покачала головой, – ну совсем как у нас в комнатах для богатых. А остальным просто дырка в полу. И не в доме, а на заднем дворе. Как интересно богатым быть! А это что?
– Биде, – коротко объяснил Альберт, не зная, то ли смеяться ему, то ли начинать краснеть. Определенно, прежде чем приглашать в дом женщину, следовало проконсультироваться у старшего, что ей можно показывать, а что нельзя. И главное, как объяснять назначение того, что показывать можно.
Кстати, Артур со своими женщинами обходился вообще без экскурсий. В дальнейшем это тоже надо будет взять на вооружение. Наверняка ведь есть какая-то отработанная технология, какая-то схема, алгоритм, безотказный и надежный. Не может не быть. Артур ведь им пользуется. Он увлек Ветку обратно в ванную комнату:
– Там все понятно, а здесь смотри: вот это раковина, чтобы умываться.
– Как цветок. – Ветка пальцем потрогала гладкую поверхность. – Ой! – Ее глаза, сейчас почему-то и вовсе голубые, распахнулись. – А это мыло, да? Настоящее?
– Н-ну. – Альберт слегка озадачился, потому что понятия не имел, что такое «ненастоящее» мыло. – А какое еще бывает?
– Бывает мыльный камень, – наставительно сообщила Ветка. – Странный ты какой. Сразу видно, что всю жизнь богатый. В лавках, где мыльный камень продается, никогда, наверное, не был, да? Туда только прислуга ходит, всякое нужное для хозяйства покупать, что господам не интересно. Но он щиплется. Я настоящее мыло покупаю иногда. У меня и сейчас кусочек лежит. Он так пахнет!... – Она мечтательно улыбнулась, потом снизу вверх заглянула Альберту в лицо: – Тебе смешно, да?
– Нет, – он помотал головой, – просто... я не знаю, я мыльного камня не видел ни разу.
– А, ничего особенного, – Ветка махнула рукой, – и не пахнет, и щиплется, и вообще им стирают, а не моются. Мне только непонятно, почему у тебя мыла так много, да еще и разноцветного? Зачем?
– Э-э... – Не объяснять же ей, что вся эта роскошь предназначена исключительно для женщин, женщин, которых приводит Артур. А старшему везет на таких, каким и особняк в три этажа особой роскошью не кажется. – Ну... ну, скажем, вот это, – Альберт показал на голубой, слабо пахнущий не то листьями, не то дождем овал, – умываться. Оно тонизирует... ну, для кожи полезнее. Вот это, светло-желтое, антибактерицидное. Я тебе потом объясню, что такое бактерии, ладно? А вот здесь, – жестом фокусника он раздвинул дверцы утопленного в стене шкафчика, и Ветка ахнула снова.
Альберт мысленно поблагодарил Артуровых дам, которым помимо цветов и украшений обязательно требовалась разного рода дорогая мелочь вроде ароматических солей, душистого жидкого мыла, наполнителей для ванн и прочей ерунды. Они без этого не жили. Чахли и дохли. А поскольку старший обычно понятия не имел, когда и с кем именно заявится домой, требовалось, чтобы все было в лучшем виде в любой момент времени.
Порядок есть порядок. И сегодня, еще не зная, что здесь будет женщина, Альберт позаботился о том, чтобы шкафчики во всех ванных комнатах наполнились этими бесполезными, но почему-то привлекательными для дам игрушками.
И вот пожалуйста! Главное, объясняя Ветке, что и зачем, не запутаться самому.
Ванна тем временем начала наполняться водой, и Ветка, позабыв на время о других диковинах, присела на краю бассейна, глядя, как прозрачные, чуть парящие струйки льются из отверстий в стенках:
– Слушай, вода и вправду теплая!
– Конечно, – ответил Альберт, – она потому и потекла не сразу. Время нужно было, чтобы нагреться.
– Здорово как!
– Можно что-нибудь добавить в воду, соль или ароматизатор, или пену. Чего ты хочешь?
– Я не знаю, – девушка обернулась к нему, – ты в этом лучше разбираешься.
Все верно. Все так, как должно быть.
Альберт разыскал в шкафчике стеклянный флакончик совершенно неприличной формы и высыпал в воду несколько черных, блестящих гранул. Совсем немного.
Как наяву всплыл в памяти голос старшего:
– Скользкие они в воде. Но что-то в этом все равно есть...
Ноздри Ветки вздрогнули, вдыхая странный, смутно знакомый аромат.
– Это что?
– Увидишь, – пообещал Альберт.
Нежный пар курился над водой, поднимался вверх, к выгнутому потолку, предметы теряли четкость, подернулся матовой поволокой гладкий мрамор.
– Жарко, – тихо-тихо сказала Ветка и медленно поднялась на ноги. – Ты поможешь мне раздеться?
День Гнева
... Без вести пропавшего в космосе транспортника «Покровитель».
Очень зрелищно смотрелась на экранах телевизоров выжженная на сотни километров земля, черные оплавившиеся бока скал, о которые разбилось бушевавшее пламя, серый пепел в небе – он висел там несколько недель. Те, кто, смакуя, описывал эти разрушения, ни на миг не задумались о том, что подобное можно устроить и на Земле, а не только на далекой, никому не интересной планете.
Дитриха официально объявили пропавшим без вести, а он взял и вернулся. Дитрих фон Нарбэ по прозвищу Гот. Славный мальчик. Пилот. Мастиф относился к нему как к брату. Младшему братишке. За неимением других... Был еще один, настоящий, сын матери и отчима, ровесник Гота, но... это грустная история. Грустная и не до конца понятная.
А мир сходит с ума. Дитрих вернулся, и однажды ночью, пьяный до такой степени, когда все равно, кто вокруг тебя и что вокруг, важно лишь то, что творится в собственной душе, вот в таком состоянии он рассказал... Рассказал о другом человеке, о пилоте милостью божьей, о палаче и убийце, о нелюди, какой на земле нет места.
Нет места.
Дитрих убил его.
– Убить себя мне было бы легче, – сказал он очень серьезно. И ни следа опьянения не было ни в голосе, ни во взгляде.
А Мастиф молчал. Не знал, что сказать. Знал лишь, чего говорить нельзя, ну никак нельзя. Он никогда не видел своего настоящего брата. Он лишь слышал о нем. О палаче и убийце, о нелюди, какой на земле нет места, о пилоте... но не божьей милостью, нет. О Боге тут и речи не шло.
Дитрих убил его. Что ж, кто-то когда-то должен был это сделать.
