Роберт Шекли - Детективное агенство Альтернатива
– Ты так думаешь?
– Да, именно так я думаю.
– Ну и прекрасно, – согласился я. – Тогда убей меня, если ты так решил, только прекрати эту смертельно скучную бодягу.
– Все тот же прежний Об, – он чуть улыбнулся.
Я тоже чуть улыбнулся. Я был тем же прежним Хобом. Но теперь я лучше знал себя.
– Что это за история о том, что ты ищешь Алекса?
– Мне нужно найти его для клиента. Я пытался разыскать тебя и Найджела. Я хочу, чтобы в этом деле вы работали со мной.
– Это правда, Об? Ты серьезно хочешь, чтобы мы работали с тобой?
– Ты знаешь мое правило, – начал я. – Все мои старые друзья – часть моей организации. Когда вы помогаете мне в деле, вы получаете часть гонорара. Конечно, до тех пор, пока не убьете меня. Тогда все меняется.
– Там и вправду есть какие-то деньги? – спросил Жан-Клод.
Я сел поудобнее и приготовился к небольшой приятной беседе. Как только он заговорил о деньгах, немедленная опасность миновала.
Часть V
20. КЛОВИ
– Ах, доброе утро, мистер Дракониан, – приветствовал меня Жерар Клови. На нем были серые твилловые[16] бриджи для верховой езды, ботинки «Фрай», клетчатая рубашка сзади на кокетке, как в вестернах, с пуговицами из природного жемчуга. Позже я узнал, что это костюм в стиле американского режиссера Джона Хэстона. У Клови есть костюмы и в стиле многих других режиссеров. В том числе Федерико Феллини, включая черную шляпу с отвислыми полями.
Было всего лишь четверть восьмого. Мы стояли перед большим складским помещением в районе Кремлэн-Бисетр тринадцатого округа, недалеко от того места, куда меня прошлой ночью привел Этьенн. Вблизи припарковались два грузовика с реквизитом. Над одним возвышалась стационарная камера на кране и пара переносных. Большую часть прожекторов и реквизита уже внесли в помещение. Нас окружало совсем немного людей, несколько техников и актеров.
– Мне не надо взять копию сценария? – спросил я.
– Сценария вообще нет, – ответил Клови и постучал себя по голове. – Все здесь. Генеральный план. Общая концепция.
– Это потрясающе, – согласился я. – Но что, предполагается, должны делать актеры? Копаться у вас в уме?
– Все, что вам надо знать, скажут потом, – объяснил он. – Мне важно, чтобы вы представляли себе только общую идею. Тогда вы даете мне ваше собственное толкование момента, вашу реакцию. Я хочу, чтобы вы – вы все – что-то добавляли к сцене, действуя спонтанно. Не беспокойтесь о диалоге, мы будем его дублировать потом. В итальянском стиле.
Клови сказал, что я должен войти в склад и подняться на платформу, образующую вроде как второй этаж. Я так и сделал. Склад – это огромное помещение с отдельными кладовками, или комнатами (не знаю, как их назвать), построенными над полом. Часть его заполняли мешки с овощами. Вдоль одной стены штабелями лежали деревянные подпорки, а на них стояли ровными рядами упаковочные клети. Немного пахло дизельным маслом и картошкой. На втором этаже я обнаружил огороженное пространство для офиса, вошел и обменялся рукопожатиями с командой операторов. Потом меня повели к будке с костюмами и представили Иветт. Она оглядела меня с головы до ног и посоветовалась с леди, занимавшейся гардеробом. После краткого совещания они придумали, во что меня одеть. Белый полотняный костюм и шляпа-панама, ковбойские сапоги в стиле героя вестернов, будто бы отделанные кожей ящерицы, рубашка в коричневую клетку, тоже как носят в вестернах, и коричневый платок.
– Иветт, – начал я, – насколько мне известно, вы знаете моего друга Алекса Синклера?
– Да, мсье, – ответила она с очаровательной интонацией, которая так шла ее аккуратной фигурке, черным чулкам и крестьянской юбке. Прелестная малышка, темноволосая и темноглазая, с природным дружелюбием, которое больше обещало, чем, похоже, давало. Но, конечно, никогда нельзя быть уверенным.
– Когда вы видели Алекса последний раз? – спросил я.
Она приняла задумчивый вид, еще одно выражение, которое хорошо у нее получалось.
– Мсье Об, – проговорила она со своим восхитительным акцентом, – Алекс просил меня никому не рассказывать о его делах. Понимаете, я должна оправдать его доверие.
– Да, понимаю, – согласился я, – и одобряю. Алекс говорил мне то же самое. Это его манера. Хотя, естественно, по отношению ко мне он сам неоднократно нарушал свое правило.
– Ах, вы говорите слишком сложно для меня, – пролепетала Иветт с самым обворожительным смехом, какой я в жизни слышал. Фантазия моментально нарисовала картину: я живу в студии вдвоем с этой маленькой гризеткой, у нас много вина и достаточно денег.
– Я имею в виду только одно, – объяснил я. – Дело в том, что у меня деньги для Алекса. Очень много денег. И я хотел бы отдать их ему.
– Как только Алекс позвонит, – лицо ее прояснилось, – я могу связать вас с ним.
Мне пора было отправляться в местный «Голливуд», я нахмурился и заговорил более грубым тоном.
– Вы не понимаете, бэби. Алексу необходимы эти деньги, а мне нужны быстрые ответы. Что-то может обломиться и вам, крошка.
Она вытаращила на меня глаза. Я понял, что попал в какую-то цель.
– Мсье Дракониан, вы нужны нам немедленно, – донеслось с улицы.
– Мне надо об этом подумать, – пробормотала Иветт. Глаза вытаращены, полные губки чуть раздвинулись и открыли маленькие белые зубки, предназначенные для того, чтобы в ближайшем будущем нежно покусывать меня. По крайней мере, я надеялся.
– Об! Какого черта? Где вы? – В этот раз кричал сам Клови, и голос звучал раздраженно.
Я зашагал к выходу, чтобы начать свою актерскую карьеру.
21. ОПАСНЫЕ СЪЕМКИ
Когда я вошел в коридор, где-то за спиной раздались отдаленные звуки барабана, которые перешли в стаккато. Кто-то всунул мне в руку пистолет, кажется, я изображал какого-то полицейского, но трудно говорить с уверенностью при таком режиссере, как Клови. В конце концов, пистолет мог быть и символом, хотя и в этом я не уверен.
Из-под пола поднимался дым от сухого льда. Прожекторы, расставленные вдоль коридора, начали последовательно пульсировать то оранжевым, то зеленым, не мои любимые цвета. По правде говоря, размышление об окружающем довольно занудное дело.
– Продолжайте идти, не останавливайтесь! – услышал я сзади крик Клови. И я шел. По обе стороны от меня виднелись открытые двери, и парень в берете с ручной камерой следовал за мной и делал панорамную съемку помещения, находящегося за очередной открытой дверью. Я тоже делал панорамную съемку, конечно, собственными глазами, потому что камеры мне никто не дал. За каждой дверью открывалась сцена или то, что они называли картиной. Я видел позирующих окаменевших людей, уставившихся друг на друга сквозь боевые доспехи; азиатов, застывших в позах игроков с широко разинутыми от возбуждения ртами; сцены откровенной сексуальности, чуть прикрытые небеленой марлей. И я вспомнил, как пел Джим Моррисон: «Прежде чем я впаду в самый главный сон, я хочу, чтобы вы здесь… и потом стон бабочки…»
