Андрэ Нортон - Ветер в Камне
Возможно, он окончательно потерял бы власть над собой, если бы не мимолётные передышки, которые приносил ему милосердный сон…
Сулерна сидела рядом с Хараской, время от времени вытирая струйку слюны, стекавшую изо рта сновидицы. Глаза той, когда были открыты, всегда смотрели на Сулерну. Иногда бабушка пыталась говорить, но что-то не позволяло ей, и вместо слов раздавались лишь нечленораздельные звуки.
С каждым днём Сулерна все больше уверялась, что Хараска хочет о чём-то её предупредить. Девушка поделилась своими мыслями с госпожой Ларларной и очень испугалась, когда та подтвердила её подозрения.
— Да, возможно. Если позволит Великая Сила, ей ещё удастся донести до тебя послание.
После этого разговора Сулерна принялась неустанно выхаживать бабушку, почти не отходя от её постели.
Хоть кухня и стала теперь комнатой Хараски, данцы продолжали собираться здесь по вечерам, чтобы делиться друг с другом крупицами обретённых за день знаний. Никто не выходил за границы дана и не пытался общаться с теми полупризраками, в которых превратились бывшие соседи. Но те, хоть и были опустошены Эразмом почти до предела, иногда, когда над ними не надзирали гоббы, обсуждали то, что творилось в башне. Никто уже никто не верил в перемены к лучшему, однако люди продолжали осторожно предупреждать друг друга о том, как безопасней себя вести.
Последнюю важную новость принёс маленький Жэклин, который, спрятавшись в малиновых кустах у границы дана, подслушал разговор рабов.
— Это Обли рассказывал, — объявил мальчик. — Их с Жэнотом послали ставить силки на границу леса. Повелитель отправил с ними пару гоббов, но эти демоны — ленивые. Когда хозяин не следит, они творят, чего хотят. Так вот, там сегодня было ещё несколько гоббов — они охотились. А обратно они тащили такое…
— Старейшина, — обернулся он к предводителю дана, как будто других и не существовало, — двое из них тащили шест, а на нём болталась голова! Не человеческая голова, а большая и вся волосатая, и зубищи у неё были ну чисто гвозди! То есть так Обли говорил. Гоббы всю дорогу хихикали и даже приплясывали. А как встретились с теми, другими, которые были с Обли и Жэнотом, то проверещали что-то — и все гоббы побежали к башне.
А он знал, что они идут, — он все знает, — и уже поджидал внизу. Те двое сразу шасть к хозяину и кладут голову к его ногам, а сами довольные, как будто он сейчас сласти раздавать будет. А он и не обрадовался совсем — как махнёт жезлом, и они попадали на землю, то-то визгу и воплей было! Остальные, понятное дело, попятились, вдруг он и их тоже заколдует! И тут, — Жэклин, похоже, дошёл до самой важной детали, — он махнул жезлом, и из башни вышел Юржик.
— Юржик! — эхом отозвалось несколько голосов.
Мальчик сделал театральную паузу, наслаждаясь всеобщим вниманием.
— Ага! И не в лохмотьях, а в хорошей одежде! На Обли и Жэнота даже не посмотрел, подошёл к голове, взял её за волосы обеими руками — значит, тяжёлая была — и унёс в башню. А повелитель за ним, уже довольный.
— Юржик служит ему! — Сулерна не могла поверить в рассказ мальчика.
Внезапно Хараска здоровой рукой ухватила девушку за фартук, не дав той подняться. В глазах сновидицы, казалось, вспыхнула искра жизни.
— Это он привёл их в долину, — напомнил Эли, старший брат Сулерны, чрезвычайно худой, но очень сильный и вспыльчивый, поэтому с ним предпочитали не связываться. Эли всегда недолюбливал Юржика. Они были почти ровесниками, однако на этом их сходство заканчивалось.
— Юржик не гобб какой-нибудь! — осадила брата Сулерна.
— Может быть, — зловеще ухмыльнулся Эли, — повелителю нравится, когда перед ним пресмыкается кто-то не такой уродливый, как эти твари…
— Замолчи немедленно, сопляк! — не удержался старейшина. Он редко повышал голос, но в такие моменты его лучше было слушаться. — Или ты знаешь кого-нибудь, кто добровольно станет служить повелителю демонов? Думаю, Эразм поработил первого, кого встретил, чтобы выведать все про Стирмир.
— Тогда бы в нём давно отпала нужда, — буркнул Эли, которому непременно хотелось оставить последнее слово за собой. — Значит, он вышел из башни и отнёс голову внутрь, ни на кого не глядя, как будто они пустое место, — так, Жэклин?
Мальчик кивнул.
— Обли сказал, что Юржика давно никто не видел одного, только с повелителем. Иногда он по нескольку дней не выходит. А когда выходит, глядит прямо перед собой, будто и не видит никого. Дората слышала от сестры, которая на кухне работает, что у него в башне своя комната и что ему носят хорошую еду, почти как повелителю. Она тогда как зарядила рассказывать, так не умолкла, даже когда гобб подошёл, пока муж не влепил ей плюху.
Госпожа Ларларна зябко укутала плечи шалью.
— Сегодня, братья и сёстры, да не будем мы осуждать Юржика. Не думайте, что он покинул нас по своей воле, — он рождён в Свете, и, возможно, судьба его горше, чем у тех, кого посылают в поля или отстраивать башню. В нём сильна древняя кровь, и в раннем детстве его однажды коснулся Ветер, хотя никто и не знал об этом, даже сам Юржик, кроме…
Она замолкла, и заговорил старейшина.
— Ветер никогда не оставлял нас, госпожа, — угрюмо кивнул он. — В каждом поколении рождались сновидцы. Но когда-то ваш дан, рождённый лесом, был сильнее нашего.
Он кивнул в знак почтения, и госпожа Ларларна ответила тем же.
— Голова… — Целительница внезапно сменила тему. — Похоже, гоббы прорвались в лес. — Вдруг на её лице мелькнула плутоватая улыбка, как будто ей в голову пришла неожиданная шутка.
В это мгновение их отвлёк слабый крик. Хараска, на которую до того не обращали внимания, попыталась сесть и чуть не упала на пол. Госпожа Ларларна и Сулерна с трудом уложили больную обратно и вернулись к очагу, но Сулерна успела расслышать, как сновидица пробормотала: «Лес». Девушка вспомнила рассказы Хараски о прежних временах, когда люди порой отваживались заходить в лес в поисках Ветра и встречали там странный, невиданный люд, страшный на вид, однако добрый и справедливый.
Тем временем вдалеке от последнего стирмирского дана Ветер срывал с земли многолетние покровы сухих листьев, дёргал старые деревья за кроны и ломал молодые. Больше он не пел о покое и благополучии, теперь его голос напоминал звериный рык, полный неукротимой ярости. Всё же его ярость сдерживали Договор и печати, сокрытые в Камне. Искры на Камне потускнели и напоминали больше о лунном свете. Теперь их блеск отдавал цветом свежепролитой крови.
Камень стоял, как якорь, храня печати Договора. Даже в ярости Ветер не мог обрушиться на лес, он был его хранителем, а не убийцей. Вскоре первая вспышка гнева утихла, и весь лес вздохнул с облегчением.
