Танит Ли - В поисках Белой ведьмы
Я уселся в кресло и занялся бесполезным созерцанием. Передо мной проходило мое прошлое и мое сумбурное настоящее, и, как вопрос без ответа, стояло будущее.
Глава 5
В полночь в храме Масримаса в Пальмовом квартале звонит медный колокол. Я услышал его удары и поднялся. И услышал другие звуки. Лаял черный пес, потому что на пустынной ночной дороге у моих ворот остановился экипаж.
Один из хессеков вошел во двор и окликнул меня из-за двери.
— В первом дворике какая-то богатая женщина, господин. Она дала нам золота, чтобы мы ее впустили, — он показал мне связку золотых монет и нервно хмыкнул.
Я решил, что это моя милая, у которой я был днем, рискнула своим добрым именем и доверием своего мужа для того, чтобы преследовать меня. Сначала я решил не принимать ее, но, чувствуя бесцельность сегодняшнего вечера, передумал. Лучше будет, если ее надушенное тело и голубиное воркование разлучат меня с моим настроением.
Я велел хессеку привести ее и снова сел, чтобы посмотреть, как она войдет, шелестя одеждой, задевая юбками в оборку дверные косяки, произнося мольбы, угрозы и ласковые слова.
Лампа едва горела, однако, когда она вошла, я увидел, что это не та женщина, которую я ждал.
Она была высокой и при этом держалась очень прямо, с необычной для высокой женщины гордостью. В красном свете лампы она, одетая в черное, казалась частью ночи, вошедшей в мою комнату. Несмотря на свою масрийскую юбку с оборками и вышивкой золотыми бусинками, она, как хессекская женщина, прикрывала покрывалом свое лицо и даже глаза. Я видел только ее руки, длинные, мускулистые, загорелые, похожие на руки мальчика, — я даже на секунду решил, что… — все же это был Бар-Айбитни. Однако, это была женщина — под складками одежды выступала грудь, а когда она заговорила, ее голос был приглушен, как отсвет лампы.
— Это вы Вазкор, человек, которого называют чудотворцем?
— Да, я — Вазкор, человек, которого называют чудотворцем.
Судя по ее тону, она привыкла к быстрым ответам и к повиновению окружающих. Однако сейчас она колебалась. На ее правом запястье был маленький браслет, золотая змейка, поблескивавшая, как будто ее рука дрожала. Но вот она заговорила, прямо и твердо:
— Я слышала, что вы ведете себя честно, если плата, которую вы получаете, достаточно высока.
— Вам нужно лечение?
— Нет.
— Тогда чего же вы хотите?
— Я хочу узнать, какую цену вы назначите человеческой жизни.
Я поднялся, запоздало проявляя хорошие манеры. Теперь я положил руку на лампу, чтобы сделать ее свет поярче.
— Это зависит от человека. Некоторые люди обходятся очень дешево, — сказал я.
Я слышал, как она медленно вдохнула, чтобы успокоиться. Я уже понял, что сейчас будет. Желтое пламя прыгало под розовым хрустальным колпаком. Она сказала:
— Это Сорем. Принц крови, сын нашего повелителя императора Храгон-Дата.
Свет не мог проникнуть через ее покрывало.
— Жизнь Сорема, очевидно, дорога для вас, мадам. Почему вы решили, что я для него опасен?
— Согласно Кодексу, он вызвал вас на дуэль. Вы воспользуетесь каким-нибудь устройством или какой-нибудь уловкой и убьете его, а он слишком честен и горд, чтобы это заметить. Я прошу вас не участвовать в поединке. Я заплачу столько, сколько вам покажется необходимым.
— А как же моя честь, мадам? Меня сочтут трусом? Он пообещал мне это, если я не выйду на дуэль.
— Вы торгуете своей магией, если уж на то пошло, — сказала она презрительно. — За деньги вы лечите человека, а если у него ничего нет, оставляете его умирать. Что вам еще один человек?
— Вы несправедливы ко мне и плохо информированы. Что же касается Сорема, я не могу не сделать того, что он вынудил меня делать.
Секунду она стояла неподвижно, а затем, странно мальчишеским, резким театральным жестом она схватила свое покрывало обеими руками и сорвала его.
И я ее увидел.
Ее черные вьющиеся волосы, блестевшие, как стекло, были убраны по масрийской моде в высокую прическу, заколотые шпильками из полированной бирюзы. Кроме маленькой золотой змейки на запястье, на ней не было других украшений. Безупречная медная кожа, оттененная черной вышитой жемчугом кофточкой напоминала мед, текущий из корчаги. Она была тонкой, как стальной клинок, ее бедра и талия были узкими, как и ее ладони, а ее наполовину скрытые корсажем груди плавно вздымались, как два янтарных холма, припудренные золотистой пылью, при дыхании поблескивавшей в свете ламп. Выражение ее лица изменилось. Клянусь, секунду назад я решил, что она некрасива, увидев эти орлиные черты, увидев, что она намного старше меня, заметив гнев в ее черных глазах; в ней не было ничего мягкого. И вдруг все переменилось. Я увидел, что ее лицо по-настоящему красиво — красиво, как лезвие ножа.
— Я делаю это, чтобы вы могли узнать, кто я, — она произвела впечатление удара молнии, но я так и не знал, кто она такая.
— Я думаю, вы женщина или жена Сорема, — сказал я.
Она улыбнулась на это сардонически, как человек, вынужденный быть вежливым со своим врагом. Вдруг стало видно, что ее глаза за черными ресницами и краской для век голубые.
— Оказывается, вы, волшебник, тоже плохо информированы, — сказала она. — Я Малмиранет, изгнанная императором, но кровь Храгонов течет во мне по-прежнему. Сорем — мой сын.
— Прошу прощения, мадам. Я не знал, что принимаю в своем доме даму из королевской семьи. Присаживайтесь.
— Проклятье, — она была резка, как огонь, — я здесь не затем, чтобы разыгрывать императрицу перед собакой с задворок империи. Назовите мне цену жизни моего сына, и вы ее получите. Потом я уйду.
Ее глаза были действительно синими, темными, как сапфиры. Взгляд ее мог быть убийственным.
— Ваш подход неверен, — сказал я спокойно. — Вы считаете меня шакалом, злодеем и глупцом. Это ваше дело, но тогда не стоит и церемониться со мной.
— Не учите меня.
— И вы меня тоже. Я говорил с вашим сыном. Он не скажет вам спасибо за то, что вы прикрываете его своими юбками.
Она махнула рукой и сказала:
— Все это не имеет значения, лишь бы он был жив. — А если я откажусь? — спросил я, как спрашивал и у него.
— Есть другие способы.
— Убейте меня, госпожа Малмиранет, и весь город скажет, что ваш сын сделал это из страха. А потом, интересно, как вы собираетесь это сделать, если я могу убить человека одной только мыслью.
Она смотрела на меня молча; ее руки опять задрожали. В маленькой комнате ощущался запах ее духов, тонкий аромат, приглушенный, как ее голос. Внезапно она опустила глаза и отрывисто заговорила:
— Вы думаете, я считаю своего сына трусом и поэтому пришла к вам? Я бы не пришла, если бы он был трусом. Я боюсь как раз его храбрости и вашего волшебства. Если вы можете сделать хотя бы одну пятую из того, что о вас говорят, он погибнет. Зачем чудотворцу эта дуэль? Вас заботит честь? Хорошо, пусть он думает, что вы удрали от него. О чем беспокоиться? Вы мужчина, вы молоды. Пользуйтесь своими силами, чтобы стать господином где-нибудь в другом месте, и пусть Сором останется жить.
